Елизавета Лютова - Колокольный звон. Повесть

– Ну как, ты поняла? – спрашивала, наконец, бабушка.

– Да, – без интонации отвечала Вера.

– Два! – в рифму восклицала бабушка, слыша в голосе Веры толстую ноту безразличия. – Ничего ты не поняла! Отвечай – сколько будет три на девять?

– Вот ты сама и отвечай, – говорила Вера, рассматривая потолок.

– «Сама»! Сама я уже давно отучилась и школу с отличием закончила, и институт, а ты… эх ты, даже азы – да это же азы – выучить не можешь! – вскипала бабушка, понимая, что её многочасовые старания пропали. – Мне в твои годы было бы ой как стыдно! А ты сидишь как пень с глазами и хоть бы что. И на уроках слушать учителя надо, а не в облаках витать…

Похожие сцены происходили и с мамой – только мама не наблюдала внимательно, чем в своей комнате занята Вера, склоняясь над столом с учебниками и тетрадками по математике.

А Вера, положив на колени книжку, читала, или рисовала, спрятав под учебник альбом и карандаши, а когда дело доходило до проверки домашней работы, Вера с напускным простодушием вздыхала и говорила, что она ничего не поняла.

– Как это так – два часа сидела – и не поняла ничего? – удивлялась мама.

Кончалось всё руганью, слезами, криками, скандалами и с горем пополам выполненными домашними заданиями, которые учителя крест-накрест перечёркивали, ставили «двойки», требовали в школу родителей, а Вера всё равно не понимала ни математику, ни остальные точные науки.

Вера начала быстро уставать в школе – от череды скучных предметов, к которым, ещё к тому же, примешивалась вражда с одноклассниками, чуявшими, что в Вере нет того необъяснимого, что есть в них самих.

Это было какое-то особенное родство – словно все они, сами того не ведая, приходятся друг другу братьями.

Только не кровь связывала их, а что-то ещё – то, что побуждало их галдеть на уроках, драться и вопить на переменах, давить сырки и апельсины на лестницах, швырять мусор под парты, смеяться и зло подшучивать над Верой.

Когда они были вместе, ими словно управлял незримый кукловод, и им ничего не оставалось, как подчиняться ему, – ни замечания, уговоры и крики учителей, ни вызовы родителей в школу, ни строгие красные записи в дневниках о плохом поведении, ни отправления в кабинет директора не останавливали их.

Невидимый кукловод, связав их ниточки вместе, в одну единую петлю, дёргал за неё – и они исполняли его волю, что бы он им ни приказывал.

И ни директор, ни учителя, ни родители не могли оборвать, обрезать эти невидимые нити и разорвать прочную петлю, которой были связаны все они – кроме Веры.

По какому-то неведомому замыслу к ней кукловод не привязал нитей и не присоединил её к единой петле, так освободив её от своей власти.

Одноклассники будто бы чуяли то, что нитей кукловода у Веры нет.

Вера не желала присоединяться к общей петле кукловода – его незримое, но очень сильное покровительство, под которым находились одноклассники, настораживало и отвращало её.

Бездумный, ошалелый кукловод, словно в какой-то агонии дёргающий их за петлю, носил очень короткое имя – «мы», а Вера привыкла жить и действовать под покровительством иного властителя, которого звали «я», и имя кукловода для неё всегда звучало иначе – «они».

Школьные устои словно вторили кукловоду, и везде в школе – на стендах, праздничных плакатах, объявлениях, речи учителей, репликах одноклассников, – пестрело имя кукловода: «Мы пойдём на экскурсию…», «Мы отметим выходные…», «Мы начинаем новую тему…», «Мы придём на линейку первого сентября…». Вера всё это слышала и читала иначе – «они пойдут на экскурсию, они начинают новую тему».

Имя кукловода трансформировалось, и тогда писалось и звучало как «наш»: «наши учителя, наша школа, наши успехи», а Вера слышала и читала – «их», как велел ей её незримый покровитель – противник кукловода во всём.

Даже на общих классных фотографиях Вера никогда не улыбалась и стояла ото всех в сторонке, сбегала с чаепитий, уборок, экскурсий и субботников, лишь бы не чувствовать себя под игом мерзкого невидимки-кукловода по имени «мы».

Временами одноклассники встречались Вере поодиночке, вдвоём, втроём – на дополнительных занятиях, во время тех больших перемен, когда все разбредались: кому-то делали в медицинском кабинете прививки, кто-то гонял украденный из спортзала мяч, кто-то обедал в столовой, кто-то просто сидел в классном кабинете – когда невидимый кукловод ненадолго оставлял их, ослаблял петлю.