Елизавета Лютова - Колокольный звон. Повесть

Но её не заметили.

Она благополучно добежала до дома, – он окнами выходил прямо на детский сад, – нашла свой подъезд, поднялась по ступенькам и застучала в дверь.

«А мне в детском саду не нравится!» – бойко заявила она, когда удивлённые мама и бабушка открыли ей.

Каждый раз, когда бабушка упрямо тащила Веру в сад, она оглушала всю улицу злыми, подвывающими криками – так она вела себя и когда бабушка отводила её в дошкольное учреждение.

После того зимнего побега её забрали из детского сада.

Сидя у окна или за партой в «нулевом классе», она думала, что если и теперь ей удалось бы сбежать, то её вовсе сюда не повели бы, а навсегда оставили бы дома.

Но Вера с огорчением понимала, что в незнакомом районе нельзя убегать даже на прогулке – ведь тогда она потеряется в неизвестных улицах, а дома так и не найдёт.

Оставалось только ждать до вечера бабушку, ходить гулять в парк вместе с отвратительными, галдящими чужаками и – в сторонке от них лепить песочные горки, собирать листья, калякать палочкой по земле или рисовать мелками на асфальте.

Но потом подходила одна дурная девчонка с чёрными, как будто каменными глазами, и начинала дразнить Веру, топтать горки, и, что особенно было обидно – подошвами башмаков затирать меловые рисунки.

Вера не хотела связываться с этой девчонкой, потому что воспитательница, наблюдавшая за всеми, не разрешала драться.

А Вера знала – ничего, кроме хорошей драки с той девчонкой, не спасёт её.

Вера не раз осторожно и робко пробовала спросить что-то вроде «Зачем же ты это делаешь?» – так спрашивала у плохого мальчишки Настенька, – но угольно-каменные глаза отвечали: «Потому что мне так хочется», и – по-прежнему оставались бездумными.

В дошкольном учреждении Вера не увидела тех сверстников из книжки о Настеньке.

Одноклассники в школе ещё больше разочаровали Веру – она каждый день видела, что отнюдь не открытость, простота и мягкость, присущие книжной Настеньке и её сверстникам, властвуют здесь.

Тому, что устанавливалось между одноклассниками, Вера поначалу не могла дать названия, но она понимала, что это нечто плохое.

Это была какая-то особенная негласная дружба, основанная на совместных глупых выходках вроде шварканья о стену столовских апельсинов – ими на большой обедней перемене была усыпана вся школа, презрении к учёбе и – ещё чём-то таком, чего одноклассники сами не знали, скорее они чуяли это друг в друге.

А Вера, глядя на них со стороны, думала, что они не такие, как ей хотелось бы, потому, что они никогда не слушали родителей.

Она была уверена в том, что их родители непременно объясняли им, как надо и как не надо себя вести, что нельзя некрасиво выражаться, грубить учителям и друг другу, драться на переменах, бросать на улице фантики и швыряться едой.

«Мы в войну голодали, – объясняла бабушка, когда пятилетняя Вера после долгих уговоров, споров и препираний из-за того, что она не хочет есть, схватила, наконец, тарелку с овсянкой на молоке, подбежала к окну и собралась всё вытряхнуть, – даже чёрного хлеба не было, а у тебя всё есть… Мне бы в войну такое дали – я бы счастлива была. А ты вот так вот. Поставь на место. Не хочешь – не ешь, но не надо так вот с едой обращаться. А то довыбрасываешься, что и вовсе еды у тебя не будет: боженька вот увидит и отнимет».

В тот день бабушка обиделась на Веру так, что вплоть до самого ужина не заставляла её есть.

А мама рассказывала, как её бабушка – Верина прабабушка, в военное время, когда еду по карточкам задерживали, сменяла на хороший обед золотые часы, а после войны, когда тоже были перебои с продовольствием, поменяла наградной серебряный портсигар, который её сын – Верин дедушка, получил в хоккейной команде Северного флота, на полбуханки чёрного хлеба.

Поэтому к еде в Вериной семье относились бережно – всё, что не доедалось, скармливалось уличным кошкам, собакам, птицам, и сухими хлебными огрызками кормили в парке уток, но никогда ничего не выбрасывали в мусорное ведро.

«Они что – не боятся, что боженька всё у них отберёт? – думала Вера, с сожалением глядя на растоптанные сырки, брошенные надкусанные бутерброды и раздавленные апельсины. – И про войну, когда голод был, не знают, что ли?»

«Нельзя сорить на улице, это некультурно. Выбрасывай в урну, – говорили мама и бабушка, – а те, кто на улицах всё бросают, они грязнят, а должно быть чисто».

И Вера ничего не выкидывала на улицах.