Олег Ярков - Туман. Книга вторая

Увидав в кают-компании Якова, что-то писавшего у конторки, помещик кашлем привлёк к себе его внимание.

– Послушайте, Я…. – Не произнося до конца имени стюарда, Кирилла Антонович скоренько залился румянцем. Теперь уже от ощущения вероятного конфуза – он, помещик, просто не мог, просто не должен был знать имени корабельной прислуги, так опрометчиво срывавшегося с языка. Кирилла Антонович тут же предпринял попытку исправить свою ошибку.

– Я хотел испить чаю. И непременно с лимоном. Не откажи в любезности, милейший, подать мне чай на палубу… хоть, вон к тому креслу.

– А не слишком ли я мягок с прислугой? – Спросил у самого себя помещик. И, на случай всякий, добавил.

– И потрудись поскорее!

Теперь, вроде бы, предыдущая оплошность исправлена, а посему – можно и чайку испить. Хотя и не очень хочется.

Просидев в кресле минут с пять и, снова-таки, не отвлекаясь на мучавшую до недавнего времени лёгкую качку, Кирилла Антонович увидел подходящего к нему Якова.

– Послушайте, Яков, послушайте! Я не мог не прийти к вам и не….

– Спокойно! – Шёпотом прорычал лже-стюард и поставил поднос с чаем на ближайший к креслу столик. – Говорите без волнения и ровно, внятно и кратко. Мы не на прогулке. Что у вас?

Кирилла Антонович действительно кратко, насколько позволяло выпиравшее из него желание поделиться своим наблюдением, изложил Якову итоги своей встречи с немкой.

– Сделайте пару глотков и продолжайте, – так же тихо сказал Яков.

– Оставьте! Не до чаю мне! Вы меня не слушаете?

– Пейте! Вот так! Что дальше?

Запивая добрым краснодарским чаем свои размышления, Кирилла Антонович, словно уступив приказному требованию стюарда и пить, и быть кратким, закончил свою речь, оставив в стакане примерно треть напитка. Это действительно было очень краткое повествование, изречённое помещиком за годы его зрелой жизни.

– Что вы скажете?

– Дайте мне на «чай».

– Что?! Вы… как вы… я же….

– Дайте мне на «чай» немедленно!

– Извольте! Ежели вас только это и беспокоит, то, как видно….

– Вы – богатый пассажир, я – обычный официант, поэтому наши встречи должны так и выглядеть. Привыкайте к этому, это важно. А по поводу сказанного вами… всё это скверно. Я рад, что вы известили меня об этом, одновременно, огорчив. К вашему возвращению я успею кое-что обдумать, и кое-что предпринять. А теперь – запоминайте! От пристани пойдёте по улице, что по левую руку от пожарной каланчи. Там найдёте магазин готового платья Мойши Кройцера. Зайдёте и спросите Мойшу. Когда он выйдет к вам, секретно скажите ему, что ветер тем и хорош, что разносит новости. Не спутаете? Далее сделаете то, что он вам предложит. Затем откланяетесь. Время стоянки в Балаково до пяти часов пополудни, так что погуляйте по городу, осмотрите лавки, купите что-нибудь в память о сём городе. Да, в питейные заведения не ходите, не стоит. За вашу наблюдательность и за своевременный доклад спасибо от имени… сами знаете кого. А теперь – ступайте! Для следующей необходимости закажите у меня рюмку анисовой.

Поклонившись, и забрав поднос с чаем, Яков удалился. Чаевые остались лежать на столе.

– Как у них всё сложно устроено! И чаевые, и секретные слова…. Сколь долго ещё до Балаково? Так… ага, ещё четверть часа, а там – здравствуй, твёрдая земля!

– Хотя… раз уж мы предполагаем, то… нет, вряд ли, слишком уж необычно….

– Вы о чём, Модест Павлович, – с какой-то ленью в голосе поинтересовался Александр Игнатьевич. – Продолжайте!

– Понимаете, стратегически….

– Да не волнуйтесь вы так! Говорите спокойно.

– Извольте. Вот вообразите себе такую картину. Вы, Александр Игнатьевич – барон, либо изобретатель, либо паровозных дел мастер… в общем, не важно. Вы соорудили нечто, способное облегчить переброску армейских сил, артиллерии, продуктов, боеприпасов, да чего угодно! Причём, всё это сделаете там, я веду речь о переброске, где от вас этого никто не ждёт – на мелководье вас не ждут, вдали от железнодорожных путей никто не ждёт, на бездорожье тако же вы нежданный гость. Кирилла Антонович – ваш помощник, ваш коллега по изобретательству, хранитель чертежей… да кто угодно! Однако приближен к вашему изобретению. Я – тот, кто желает получить ваш секрет со всеми подробностями, то есть шпион от противной стороны. Я бы поступил следующим образом – угрозами, лестью либо подкупом денежным довольствием, изловчился бы вас двоих, или же в отдельности каждого, поступиться вашим долгом и присягой, дабы передать мне секретные бумаги вашего изобретения. Поставил бы дело по вашему уговариванию так, чтобы вы не смогли от меня отвертеться простым отмахиванием, словно от надоедливого слепня. Значит, вопрос я бы решил так – либо вы идёте со мной на сговор, либо я лишаю вас жизни. Теперь диспозиция такова. Как очень скрупулёзно заметил Кирилла Антонович, манера убийцы совершать своё деяние одинакова во всех перечисленных вами трагического свойства случаях каков вывод? Шантажируемый персонаж так и не отважился на крайнюю меру – ответное убийство своего вымогателя, ради спасения своего детища. Вывод второй – шантажируемый персонаж не обратился за помощью к полицейским, дабы оные осуществляли его защиту и, что не менее важно, произвели поимку злодея. Почему не обратился – это вопрос со множеством ответов, и на этом я не стану останавливаться. Подобное поведение, граничащее с безрассудством, говорит об одном – кто-то из господ изобретателей был слишком уверен в своей безопасности и в неподкупности своих подчинённых, что не принял на веру угрозы или посулы злодея. Мне думается, что этим человеком был господин Бабаев. Именно его изобретение было самым полезным в военном деле, впрочем, в гражданском обиходе промышленности тоже. Для его скорейшей сговорчивости, именно для острастки господина Бабаева, были одинаковым манером умерщвлены господа Новиков-Лях и Кошкин. Этими смертями я, то есть тот, кто и есть настоящим убивцем, заставили несговорчивого изобретателя согласиться с моими условиями. Не с моими, как вы понимаете, а с условиями шантажиста.