Андрей Виноградов - Наследник

К слову… Так и хочется спросить, но, вот беда, не знаю – кого: по чьей такой прихоти нет ни одного месяца женского рода? Вот у дней всё не так. Среда есть. Пятница есть. Суббота, наконец. Самые, кстати, лучшие дни недели. По средам у меня баня… Есть гипотеза, горячая, с пылу с жару, то есть прямо с языка: женщины жизнь минутами меряют и днями, а мужской шаг начинается с месяца. С чего бы это? Скажем, с зарплаты.

Обычно в феврале в самом чувственном из моих внутренних тупичков, в душе, образуется несметное количество выступов, углов, наростов. В движении они постоянно цепляются друг за друга, а душа-то не на месте, все рвется куда-то. Ужасно неприятно. С мыслями, кстати, происходит то же самое, какая-то бесконечная какофония. Правда, временами в ней прорываются складные начинания, но на их воплощение нет денег. Это не болезнь. Это состояние хуже, чем болезнь. Гадкое время года. Просто гадкое время.

Время как таковое выдумали люди. Для себя. Чтобы тратить его по-людски, не по-божески. Понятно, когда больше ничем существенным не владеешь. Так что время – прямо-таки бунт против богов. Вызов. Но еще и эхо его не вернулось, как переругались люди, устрашились собственной вольности. Так были позваны на новоявленный трон Кронос (он же Хронос), Числобог… Не обошли стороной Тора, Шиву, наделили их нужной силой. А заодно и ответственностью. Скинули тяжкое бремя на чужие плечи. Самим же так и не повезло разобраться, что небеса понимают под временем. Однажды, когда знание это становится нам доступным, уже нет никакой возможности поделиться им с кем-либо. Так всё нехитро устроено. Однако не скажешь, что «для людей».

Всё одно, не люблю февраль. Даже если он совершенно условный. Даже если его нет. Есть ли смысл любить то, чего нет? Хотя как в таком случае быть с любовью к деньгам?

Не помню, чтобы меня хотя бы раз зацепила февральская эпидемия. Однако часть организма сопереживает с поддавшимися гриппу гражданами. По собственной, так сказать, инициативе. Тело без участия головы вполне на такое способно. В результате хожу словно гриппозный. Мир вокруг размытый и липкий, словно наблюдаю его через замазанные соплями очки. Усталость что кандалы. А неумная, исключенная из процесса голова все себе размышляет хвастливо: «Какие мы все же с хозяином против вас, дохляков, закаленные. И практичные. У вас жар под сорок, понос. А мы без температуры и поноса мечемся горячечно в том же дерьме».

Необыкновенно самовлюбленное окончание шеи. Но, надо признать, весьма находчивое.

И всё же в Москве настоящий март. Не здешний – а-ля февраль, «февральский» март. Где я, черт возьми? Про Москву знаю, что первый весенний там уже догорел до фильтра, заканчивается март. Я хочу туда. Хочу грелки-солнышка, пусть и согревает только глаза и мысли посулами лета. Главное, чтобы шаманы из разных метеослужб не напугали тепло циклонами-антициклонами. Я бы приравнял скопища метеорологов к террористическим организациям.

«Вчера в эфир такого-то канала проник представитель запрещенной в России организации “Метеомир”. Следственный комитет уже возбудил уголовное дело по статье о погодовредительстве…»

Хочу тепла. Правда, в скорости зацветет черемуха. Или дубы распустятся? Впрочем, это без разницы. Куда важнее, что в результате я снова начну мерзнуть самым что ни на есть свинским образом. Почему говорят «свинским»? Ну да… Дуб, желудь… От желудя до свиньи рукой подать. Где желудь – там свинья. Где свинья – там возможен холодец… А холодец – это маленький такой холод. Детский. Но он круче, чем холодок.

Такие вот ассоциации. Про черемуху ничего подобного выдумать не получается. Лучше совсем забыть про черемуху. Точно лучше. Вот… Вроде бы и знаю, как лучше, а жить от этого не становится легче.

Никакого намека на то, где я, собственно, нахожусь. Что это за море такое? И море ли? Нет, оно и есть: на губах соль, теперь на языке тоже. Или это слезы от шквального ветра? Руки заняты, а языком до щеки, как ни стараюсь, дотянуться не выходит. А еще говорят, будто я сильно языкастый. Наговаривают почем зря, очернители. Был бы я Родиной, уже бы сидели.

Пусть все же это водное пространство будет морем. Северным. В нем чувствуется надменность, не присущая южным морям. Собственно, моря – это те же озера и реки, только подсоленные. Наверное, их специально подсаливают, чтобы дольше не портились. В этом смысле дети, писающие в ванны и бассейны, – на самом деле воплощение заботы о матери-природе. Будущая элита «зеленых».