Снежана Войтенко - Всё, что я знаю о любви

В первых числах сентября я объявил, что остался последний пункт нашего путешествия – Лисья бухта. Небольшой залив между Кара-Дагом и Меганомом, с диким песчаным пляжем у подножия горы Эчки-Даг. Я много слышал об этом месте от разных людей. Говорили, что именно там можно обрести свободу, а возможно, смысл, что со всех уголков страны туда съезжаются ищущие и нашедшие. Что любой фрик найдет там пристанище, будет принят, обласкан такими же чокнутыми. Следующим утром, после завтрака, мы выдвинулись в Коктебель.

Город встретил нас толпами народа, жарой, от которой плавились камни, парным молоком вместо моря и звуками джаза, льющегося с огромной сцены посреди нудистского пляжа. Богемной, слегка надменной, атмосферой культурной избранности Коктебель напоминал Харьков, я еле удержался, чтобы не уехать домой сразу.

Вечером, с трудом отвоевав место в прибрежном кафе, заплатив за ужин тройную стоимость, играл со свитой в «общий совет»: спрашивал, не слушая ответов, и рассуждал, как лучше обосноваться в «Лиске». Для проживания на берегу нужны палатки, карематы, спальные мешки, горелки, продукты, вода. Необходимо принять решение: стоит ли экипироваться или можно обойтись меньшей кровью?

Ближе к ночи, когда размышления зашли в тупик, а «общий совет» вылакал ящик вина, откуда-то явился Вовочка. С видом кота, принесшего хозяину мышь, сообщил, что нашел некую даму, что готова принять нас в Курортном. До Лисьей бухты оттуда рукой подать.

– Да, подожди ты, лезешь со своим спамом! Где тебя носит? – я не сразу сообразил, о чем речь, а когда догнал, наградил, – Заказывай себе вина!

Ночевали в маленьком домике новой знакомой, под бесконечный скрип кровати в соседней комнате: хозяйка получала от Вовочки обещанные бонусы, вдобавок к щедро оплаченному мной гостеприимству.

Ранним утром с набережной Курортного свернули вправо, асфальт быстро кончился, уступив место пыльной тропинке. Вскоре закончилась и она. Мы шли по берегу моря, вернее, с трудом пробирались по камням. Туфли девочки несли в руках, чулки сняли, сломав весь художественный образ, а я даже не мог вслух разозлиться: по-другому там не пройти. Через полкилометра навстречу стали попадаться голые люди. И вмиг простая идея улучшила мне настроение: велел всем раздеться, оставив только бабочки на шее. Стало гораздо лучше. Минут через десять холмы расступились, и перед нами появилась Лиска, во всей своей натуральной красе.

Забитый под завязку загорелыми до африканского вида людьми, берег Лисьей бухты один в один повторял переполненный пляж любого курортного города – яблоку негде упасть. С одной разницей: здесь все были голые. В расслабленных позах люди, блаженные взглядом, лежали, сидели, ходили, ныряли. Я скомандовал: «Привал!». Отправил мужчин на разведку, а сам расположился на большом валуне, как на троне, где возле моих ног притулились девочки.

В десяти метрах от нас коптились на расстеленных покрывалах женщины – рыхлые, статные, с густой растительностью промеж ног и в подмышках. Вокруг них стайкой мошкары кружились дети. Они, то и дело бегали к воде плескаться, шныряли туда-сюда, я не мог сосчитать, сколько их было, но точно не меньше семи. Чумазые, нечесаные чертенята резвились в море, даже самые маленькие заплывали достаточно далеко. Казалось, в воде они чувствуют себя гораздо увереннее, чем на суше. На берегу мелкота по-хозяйски доила длинные неряшливые груди мамок, хватая жадными губами большие соски, успевая при этом шустро зыркать по сторонам озорными зенками. Было в этом натурализме что-то магически притягательное и отталкивающее одновременно.

В полдень я понял, что не буду покупать никаких палаток – не вижу смысла находиться здесь. Без одежды мой театр ничем не выделялся среди прочих, люди как люди. И место не то. Все здесь противоречило искусству в его прямом значении: не было искусственно создано. Здешние посетители хотели исключительно первозданного творчества: солнца, воды, земли, воздуха, плоти, признавая шедевры только одного автора – Природы.

До вечера мы провалялись на пляже. И весь день склон горы за спиной чем-то притягивал мой взгляд, чем-то неуловимо знакомым. Прошло несколько часов, прежде чем я понял: это ведь гора из моего видения – лысая, с выжженной травой, испещренная пыльными легкомысленными тропинками, покрытая неглубокими оврагами – именно там я стою на вершине! Меня тут же одолела затея: «Подняться!». Азарт, детское любопытство: «А вдруг? Вдруг там, на вершине, я встречу самого себя?»