Марина резко встает с дивана, отходит к своему столу. Ее обращенный ко мне взгляд угрюм, а голос печален:
– Нам нужен человек… – повторяет она мою фразу. – Тебе нужен человек, верно?
– Марина!..
Мне не нужно продолжать – она понимает, что опять наступила на свои любимые грабли. Но сердиться я на нее не могу – слишком у нее несчастный вид.
Я подхожу к ней и обнимаю за плечи.
– Глупышка моя ревнивая. Все, что мне нужно, у меня есть.
Она поднимает ко мне лицо – ищет поцелуя. Ее ласковый взгляд, ее полураскрытые губы, шелк ее темных волос под моими пальцами – все это так бесконечно дорого мне и так щемяще прекрасно.
Мне становится смешно даже вспоминать свои сомнения о том, что для меня в жизни важнее всего. Никакая жажда крови не может заслонить моей возлюбленной. Никакой голод не может изменить сознание настолько, чтобы я перестал ценить то, что еще раньше изменило меня… навсегда.
Я целую ее, и мне в голову приходит простая мысль. Мы не всегда можем выбирать, кто мы. Но мы всегда можем выбрать, с кем мы.
А потом у меня вообще в голове не остается никаких мыслей – я слишком занят своими чувствами. Главное из них – жажда. Но совсем, совсем не крови.
По крайней мере, не сейчас. Не в эту ночь.
Перед тем как Влад вернулся с работы и попытался обмануть мои чуткие уши и проскользнуть тайком к холодильнику, чтобы выпить еще крови, я сидела за компьютером, читала разные сайты с биографией Шанель – освежала в памяти материал для статьи о том, как важна была эта женщина для формирования мужского сознания в ХХ веке, – и слушала Эдит Пиаф. Для любого, кто знал их обеих или хотя бы обладает частичкой воображения, читать о Шанель под пение Пиаф – самое естественное дело.
На самом деле читать мне особенно ничего не нужно – я, как уже было сказано, знала Шанель лично и могла бы этим бедным закопавшимся в архивах биографам такого рассказать… Скорее мне нужно было свериться с этими текстами, чтобы не рассказать лишнего – того, что не подтверждено источниками, того, что знать никто не может, а потому и писать нельзя, чтобы не превратиться, будучи на самом деле очевидцем прошлого, в подобие дешевого изобретателя сенсаций для желтой прессы. Но все эти тексты любой пишущий о моде человек знает практически наизусть, поэтому я была не слишком сосредоточена, и сознание мое праздно петляло туда-сюда. Пиаф пела, что «Не жалеет ни о чем». И я, по извечной вампирской – а может быть, просто женской? – привычке все принимать на свой счет, думала: могу ли я сказать так же? Подписаться, как выражаются в интернете, под каждым словом?
Не знаю. Сказать по правде, я не знаю ответа на этот вопрос. С одной стороны, я получила все, о чем только может мечтать женщина, смертная или бессмертная. Я люблю человека (все во мне противится необходимости называть его теперь существом!), которого считаю лучшим в мире и ценю больше всех. Я любима им. Больше того, я знаю, и знаю совершенно точно, что он никогда меня не покинет. Ничто не разлучит нас – ни болезнь, ни смерть, ни старость. Ничто нас не изменит – мы никогда не потеряем своей молодости и красоты. Как застывшие в янтаре доисторические мухи, мы надолго переживем нынешнюю эпоху – увидим, как изменится мир, увидим его закат и новую зарю. Но, в отличие от мух в янтаре, мы будем живыми. Вечно. И мы будем вместе.
Все это так – с одной стороны. Но все это… формально. Все это лишь схема, сценарный план, так сказать. Упрощенная концовка из сказки или дурной романтической книжки: «они жили долго и счастливо и никогда не умирали». Но ведь на самом деле все не так просто. Не так безмятежно. Банально, конечно, вспоминать расхожую максиму о том, что только сказки заканчиваются свадьбой, а вот о дальнейшей совсем не сказочной жизни говорить как-то не принято. Но ведь это правда.
После счастливого воссоединения влюбленных начинается повседневная жизнь. И если друг друга любят не нормальные люди, а бессмертные существа, их повседневная жизнь складывается несколько необычно. Помимо типовой проблемы – чем же заполнить мысли и время, когда все трудности преодолены и ничто не мешает быть вместе… Помимо этой проблемы, с которой сталкиваются все, есть еще кое-что. А именно – отсутствие перспективы.
Я понимаю, звучит парадоксально: у нас с Владом целая вечность впереди, а я думаю о том, что нам не к чему стремиться. Но я все равно права. Нормальные люди, начав жить вместе, сталкиваются тут же со множеством мелких трудностей, которые занимают их время и не дают им думать лишнего. У них всегда есть будущее, всегда есть что-то за горизонтом, чего стоит ждать. «Когда наступит зима, мы будем ходить на каток». «Когда наступит лето, мы поедем в отпуск». «Когда сантехник уйдет, мы наконец сможем спокойно поесть». «Когда дети уснут, мы сможем заняться любовью». Нормальные люди делают ремонт, копят деньги на машину, ожидают рождения детей и следят потом за их ростом. Они не замыкаются на самих себе – или друг на друге – как на единственной реальности. И у них не хватает обычно времени усомниться: так ли уж они достойны того, чтобы быть единственным смыслом чьего-то существования?
Читать дальше