Лория Попова - Зазеркалье, или Дождь смывает все следы

А какая ты неряха! Встань перед классом – пусть посмотрят на тебя остальные. Колготки вечно висят на коленях, а туфли того и гляди – сейчас развалятся!

– Как же так, я хочу быть пионеркой, – бормотала я, вспоминая как год назад, когда мы играли с Вадиком в классики, к нам подбежала Оля. Глаза ее сияли счастьем, а на шеи был повязан алый галстук.

– Ой, Олька! Какой у тебя красивый галстук! Ты уже пионерка?

– Да. Мне на линейки его сейчас повязали, – отвечала счастливая подружка.

И мне обязательно на следующий год повяжут, – сказала я.

– А я не знаю, когда мне, – жалобно сказал Вадик, – ведь я еще только в первом классе…

– Ну пожалуйста, примите меня в пионеры, – молила я завуча – я исправлюсь!

– Ну хорошо, – сказала завуч. – Мы подумаем.

И ушла.

После торжественного принятия в пионеры всех списочников и меня в том числе, весь класс с Аллой Львовной и завучем сфотографировали на память. Когда нас снимали, Инну поставили рядом с завучем. Девочке приказали встать так, что бы на фотографии был ясно виден октябрятский значок. Ведь на следующий день после отказа Инны стать пионеркой, не только в классе, но и в школе все узнали, что Киселева – баптистка, и что она перед едой молится вместе с матерью и младшей сестрой, которая тоже учится в нашей школе, только на класс младше.

В последний момент, когда фотограф весело крикнул: «Внимание! Снимаю!», Инна Киселева успела спрятать свой октябрятский значок за спиной впередистоящей Юльки Смирновой.

В шестидесятые годы сумма в тысячу рублей считалась огромной, и поэтому моей матери пришлось год с лишним работать на полторы ставки, погашая тем самым долг, образовавшийся при разделе дома и имущества с бывшим супругом.

Об отце мы с горькой усмешкой вспоминали лишь тогда, когда почтальон приносила нам раз в месяц алименты, не более 30—40 рублей на обеих дочерей. А то и вообще месяцами ничего не было.

Если мама была на работе, я с сестрой после школы шла к ней в больницу. Она там работала посменно поваром, и мы доедали, что оставалось от обедов, купались в тех же ваннах, что и больные. А когда мама находилась дома, то на обед и ужин мы ели обычно постные борщи. Иногда жена моего дядюшки, если я приходила к ним поиграть с двоюродными сестрами, давала мне с собой десятка два яиц: у них были свои куры.

Дядя Боря, за ужином наливал себе в кружку вино домашнего изготовлениями из трехлитрового баллона и часто спрашивал:

– Ну что, Анжелка, по отцу не скучаешь? Может с Веркой письмо ему накатаете, чтобы приехал, вас проведал… Да и мать заодно уговорите сойтись, а?

Моя другая тетушка, Вика, уже дважды была замужем, но так и не имела собственных детей. Она часто собирала всех своих племянниц: меня с сестрой и двух дядиных – Катю с Галей, и забавлялась с нами, как могла.

Как-то летом она разрезала нам на ровные дольки огромный десятикилограммовый арбуз и предложила съесть его на скорость. Победителю была вручена плитка шоколада и деньги – целый рубль! Остальным участникам «соревнования» – по пять-десять копеек.

Однажды тетя Вика решила мне сшить летнее платьице. Я пришла на первую примерку. Тетя встретила меня и сказала, что пока она будет шить мне платье, я должна вычистить у нее потолок на кухне и в коридоре.

– Скобли лучше! – предупредила тетя Вика и ушла в комнату.

…Когда я пришла домой, мама спросила, где это я так долго была.

– Пока тетя Вика кроила мне платье, мыла тряпкой ей потолок на кухне, – пришлось мне сознаться.

Мама нахмурила брови и сказала, чтобы я больше не ходила на такие примерки.

– Если тебе надо будет что-нибудь сшить, то мы лучше закажем в ателье, – добавила сердито она.

Мама еще часто говорила нам с сестрой, что она в расцвете своих лет заперлась в больничных стенах, работает как каторжная и не видит света белого.

Когда мне исполнилось десять лет, я очень хотела дождаться прихода Нового года и загадать желание. Я долго не ложилась спать 31 декабря – все боялась упустить ту минуту, когда Дед Мороз в полночь постучится в дома к людям и ко мне тоже.

– Не мучь себя, иди спать! – уговаривала меня мама. – Я заведу будильник, чтобы ты не проспала. Вот на двенадцать часов ставлю.

Я согласилась и легла спать. Когда зазвенел будильник, я слетела с кровати и кинулась в зал, чтобы поздравить маму с Новым годом. На диване я увидела спящих в обнимку – маму и соседа дядю Женю. Они были голые и совсем не укрытые. Заплакав, я ушла обратно в спальню.