Людмила Романова - Детство Лапиндрожки. Мемуары 1949–1955 гг.

***

Мама набрала в утюг углей, поставила на стол банку с водой и стала отглаживать свое демисезонное пальто. Она положила на пальто мокрую марлю, и стала водить по ней утюгом так, что из-под марли шел пар.

– Нужно съездить к тете Зине Громовой, – сказала мама сестре и бабушке. Люсеньку покажу, и Володьку давно не видела, как они там поживают?

– Съезди, съезди, пропела бабушка. – Вот Зине передашь, – бабушка протянула маме скрученные в рулончик белые кружева. А эти я сегодня на рынок отнесу, – бабушка продолжила вязание, – осталось сантиметра два и все.

– Надя, привет передай им всем, я тоже, как-нибудь, в другой раз поеду. Витальке что-то нездоровится, да и с Пашкой не очень хочется ехать. Учудит что-нибудь в гостях. Тете Зине не понравится, – сказала тетя Вера.

Мама повесила отглаженное пальто на вешалку,

– Надо бы новенькое, мне хочется расклешенное из драпа, пастельного цвета, само, или сиреневого, – сказала она. – Вер, как ты думаешь, такую шляпу еще можно одеть? Мама достала из гардероба черную шляпку с тонкой сеткой, вуалью, на которой были черные горошинки поплотнее. Одела ее, взяла в руки свою черную лакированную сумочку и всунула ноги в туфли с каблуками.

– По-моему, я девка красивая, – сказала мама, улыбаясь и вертясь перед зеркалом.

– Только тебе поправиться надо, совсем зеленая! – сказала тетя Вера.

Она сняла с мамы шляпку, одела на себя.

– Нет, мне это не идет, я лучше, в своей, с полями буду ходить. И я бы лучше себе купила серое, габардиновое, как у тети Нади Карпинской, я тут недавно в магазине примерила, так благородно. С отпуска куплю, или Пашка что-нибудь сделает на продажу. Он Галине Петровне с Кооперативной, обещал буфет сделать, вот тогда денежки у нас будут, – заговорщическим тоном сказала тетя Вера.

– А мне серый цвет не пойдет, – сказала мама, – Я очень бледная. Она помазала помадой точки на щеках и растерла их рукой, – вот так лучше.

***

– Люсенька, сегодня мы с тобой поедем в Москву! – сказала радостно мама, одевая меня в мой красный капюшон, который, наконец-то, дождался выхода в свет. К тете Зине и дяде Володе, на Каланчевку!

– Ту, ту, палавоз! – запрыгала я, зная что мы поедем на поезде. Морозено!

– И мороженое купим, и пирожное. Вкусно?! – мама заманчиво улыбнулась. – Ну, побежали! – сказала она, взяв меня на руки.

Но, бежала только мама, держа на руках меня, и еще сумочку и сеточку с необходимыми вещичками, а я смотрела по сторонам, и знала, что сейчас будет перекресток, ясельки, а потом мои любимые сосенки, растущие прямо посредине улицы. Последнее препятствие деревянная лестница на платформу, сделанную из таких же досок, и мы уже у кассы. Мама перевела дух, купила билет, и, посадив меня на лавочку, уже спокойно стала ждать поезд.

В поезде я, конечно, стояла возле окошка, на лакированной лавочке, и смотрела на проезжающие поезда, на домики, на церковь, и на тетю, в белом халате, надетом поверх пальто, которая вошла в вагон с огромным серебряным коробом, висящем на толстом ремне на ее шее.

– Мороженое, кому мороженое! Эскимо, рожки, пломбир… громко на весь вагон вещала тетя.

– Дайте нам эскимо, пожалуйста, – мама достала рубль десять копеек и купила заманчивую серебряную колбаску на палочке. Она отвернула фольгу и дала мне лизнуть и съесть кусочек шоколадной корочки. Но, этого было мало.

– Люсенька много нельзя, простудишься!

Я уже хотела заорать, когда мне не хватило просто слизывать мороженое. Я хотела всю палочку! Я протянула настойчиво к нему руку, но мама отвлекла мое внимание

– Смотри, сейчас мы въедем в туннель, – загадочно сказала мама, и скоро в вагоне стало почти темно, а за окошком была чернота и желтые огни. А потом поезд снова выехал на солнце, и вскоре появилась платформа.

***

Это был Казанский вокзал с мельтешащими пассажирами, продавщицами, грузчиками и милиционерами в белой форме. Мимо проезжали тележки с чемоданами, тетки громко предлагали пирожки, и люди сидели на своих чемоданах или тащили их к поезду.

– Москва! Люсенька, мы приехали в Москву! – мама взяла меня на ручки и вышла из поезда.

День был солнечный, апрельский, он сверкал голубым небом и осколками лужиц на тротуаре. И в нем вся эта привокзальная суета тоже казалась праздником!

Все вокруг было не так, как в Ильинке. Деревья, растущие на тротуаре, были окантованы ажурными металлическими решетками. Скверы выделялись посаженными по кругу кустами, на которых чуть набухли почки. А по асфальту сквера весело катались детишки на маленьких велосипедах, девочки прыгали через веревочку, а воробьи пили из сверкающих лужиц водичку. Здесь было столько всего! И машины и троллейбусы, и светофор, горящий разными цветами… и витрины магазинов, и большие дома, и полосочки на дороге. Здесь все было другое и запахи, и краски, и насыщенность деталями. Это восхищало, но совершенно не пугало, и назначение всех этих деталей, становилось очень быстро понятным. Полосочки, это там, где переходят дорогу люди,, а светофор, с разными огоньками, это для того, чтобы троллейбус останавливался.