Людмила Романова - Детство Лапиндрожки. Мемуары 1949–1955 гг.

– Шут те дери! Чегой-то он, может крысу удумал нам на обед тащить?! – всплеснула мать руками и побежала ему дверь открыть. Рада, что кот нашелся.

Кот и вошел в дверь, да так важно, и положил перед столом круг краковской колбасы!

– Боже ты мой! Да где ж ты спер ее?! – удивился отец, рассматривая колбасу. – Точно, в колбасной лавке!

– Мать, как ты думаешь, может, вернем? А то не дай Бог, еще на нас подумают! Да и можно ли ее есть? – с сомнением спросил отец.

– Да вроде в шкурке, не испорченная. Сварим, вот и нормальненько будет, – посмотрела на колбасу мать. – Возвращать!? Кот старался, а ты возвращать! Сегодня вечером праздник устроим!

– Ну что, Барсик, а тебе кусочек отрезать? – мать погладила кота, а тот на коврик ушел и заснул, уработался, полкило в зубах по крышам таскать. Лавка-то на соседнем переулке была. Но, шкурок ему и щей оставили. Он ведь такой был, ел все подряд, даже соленые огурцы. Вот какой кот! Так, что за картошку его ругали не очень.

– Краковской, и я бы съел, – заметил Павлик. – Где бы нам такого кота раздобыть?

– Мать, а помнишь, как мы с тобой в войну за дровами ползали, и как ты застряла, – засмеялась Надя, отложив гитару и взяв из вазочки конфетку.

– В войну холодно было, дров нет, ты в Новосибирске, отец на фронте, а мы с матерью здесь одни. Уже все что можно и нельзя сожгли. Даже книги. Как жалко было словарь немецкий! Толстенный, на двадцать тысяч слов! Мне его еще Николай Карлович Фон Мекк подарил, когда мы в Прозоровке на его даче жили.

– На тебе, Надечка, словарь, – говорит. – Учи язык, а потом, как дедушка Карпинский, академиком станешь, – вспомнила мама. – Он меня любил. Всегда что-нибудь подарит. Такой хороший человек был! Но, в 29 его расстреляли. Помнишь, мы с тобой у него на даче клад закапывали? – спросила она Веру. Так вот в тот день он и не пришел домой.

– А я его совсем не помню, – сказала Вера. Мне же было тогда года три.

– Надька, я застря-я-яла, – тихо проговорила Надя, подражая дрожащему тоненькому голосу бабушки. – Тяни меня, я ника-ак.

Все снова засмеялись. Потому что эту историю знали все..

– Вам смешно, а я думала так и замерзну в снегу. Так меня утром с поличным и найдут! Я уж Николаю Угоднику молиться стала, – взяла пачку сигарет Мария Ивановна.

***

– Била би водка и хвост селедки… – пропел дядя Паша, специально коверкая слова, наливая себе еще стопочку.

И, тут, наверное, мне тоже очень захотелось поесть. Мне захотелось в эту веселую компанию, голоса которой, я слышала и узнавала. Чего-то мне не хватало, и перестало быть удобно, в этом мире, в котором я росла уже несколько месяцев. Я очень захотела посмотреть, над чем, так весело смеются там за столом, и что такое капустка и конфетка.

– Что-то живот очень схватывает. Может ничего, просто так? – сомневаясь, спросила Надя, и скорчилась.

– Да, нет Надечка, наверное, это схватки! Озабоченно посмотрела на нее Вера. – Давай, давай одеваться. Чего тянуть. Это не отложишь! Вторые роды быстрее.

– Надька, давай девочку, – сказала Мария Ивановна, вставая к печке спиной. – Завтра я к тебе зайду в больницу.

– Кого Бог даст – сказала Вера, улыбаясь, – лишь бы все нормально было.

А сама обиделась, потому что у нее был мальчик. Вера часто обижалась, и при всей своей улыбчивости была пессимисткой.

У Нади были грустные глаза, даже когда она смеялась, но при этом, она была оптимистка. И старалась никогда не унывать, так учил ее отец.

– Ой, помру, не дойду, вдруг выскочит? – стараясь показаться веселой, охнула Надя.

– Надя, не говори глупости, успеем. Еще часа два в запасе есть. Пока схватки участятся, дойдем. За минут двадцать. Вера училась на медсестру и работала в санатории, поэтому она знала, как обращаться с больными. И ей очень хотелось быть врачом.

Пройдя просеку, и перейдя насыпь запасной железной дороги, а потом, пройдя по снежному полю, они благополучно прибыли в больницу Колонца, где среди других отделений было и родильное.

И через час, я не просто родилась, я выскочила, как пробка от шампанского, так рассказывала моя мама. И было это 8 марта 1949 года. в восемнадцать часов. Год Быка и месяц Рыб.

В воздухе пахло весной, этот запах шел от растаявшего снега, от стволов сосен, нагревшихся на солнце, от голубого фарфорового неба. Кричали вороны, стаями летая в небе, коты жмурились, сидя на заборе, ручейки бежали весело журча. Все только начиналось, и впереди было столько! И обманщик Апрель, и веселый Май, и теплый Дождь по просекам, и запах флоксов и золотых шаров, и красные гроздья бузины… И еще столько всего! И все это было теперь и для меня!