Нина Пронченко - Целуйте нас крепче. Сборник рассказов

И ничего нельзя было с этим поделать. Но самое страшное ей предстояло переживать в одиночестве: Кобылкина уверяла, что малюсенький зародыш, если кто его потерял, может прицепиться в бане! А дальше – пошло, поехало …! Знала она такие случаи!

Линка похолодела от ужаса. Несчастье уже свалилось на ее рыжую голову: внутри ныло, живот стал упругим и, казалось, подрос!. Вечером, моясь в тазу горячей водой, она, разглядев бурое пятно на ладони, от страха потеряла сознание. Очнулась на руках у матери. Та, стоя на коленях перед образом, судорожно прижимала её к груди, часто и мелко крестилась. Вода в тазу затянулась алым. Очнувшись, Линка вспомнила….. Это было ужасным, невозможным! Обливаясь слезами, пыталась толковать матери про баню и Верку Кобылкину.…Но та, улыбнувшись только глазами, утешила навсегда: баня была не причем!

Почти год потрясающее открытие, свалившееся на любознательные головы, будоражило пятый «А». Но придут летние каникулы и, разъехавшись кто куда, о нем позабудут, успокоятся. Все это как—то уляжется, усмирится. Кобылкина еще будет править бал, но однажды, на географии, и этому пришел конец.

– Кто опишет мне путь Волги от истока до устья? – спросила географичка и подняла Верку.

– Волга течет по разным климатам, по животному миру и крутому песчаному берегу! – выпалила та без передыху.

Класс закатился хохотом. Признанный авторитет просветительницы пострадал непоправимо.

Мало что прощалось и в шестом. Учитель Брянцев не по злобе, а из желания посмешить выписывал и читал вслух строчки – шедевры классных сочинений. Страх стать посмешищем сделал Линку осторожной.

Подруг в классе не было. Только Юрка Еремеев, каждый год садившийся с нею за одну парту, был ей товарищем. Юрка объявился в первый день, когда на школьном дворе первоклашек строили парами: мальчик – девочка. Пришел черед, и в пару рыжей поставили тихого, внимательного мальчика, лысого, в серой школьной форме с подшитым белым воротничком.. Узнать его среди множества таких же можно было по глазам: они смотрели прямо, но думали о чем – то своем. Взявшись с ним за руку. как положено, Линка не проронила ни слова. Мальчик тоже молчал, глядел под ноги. Когда их строем вели по лестничным ступенькам, порядок смешался и он, заторопившись, наступил «паре» на пятку. Против ожидания глаза под огромным бантом на мгновенье ему улыбнулись. Так состоялось знакомство.

А в начале второй четверти Юрка подошел перед родительским собранием к матери рыжей и, уставившись ясным взглядом, твердо сказал:

– Тетя, скажите учительнице, пусть меня с Линкой посадит! С тех пор так и было.

В шестом к Юрке прочно приклеилась кличка «Му—му». А все Брянцев! Прочитал вслух одну строчку из сочинения, и прилипло… Еремеев писал:

– Как только приехали в Москву, Герасима сразу назначили глухонемым дворником.

Юркины шедевры не переводились:

– Гринев быстро выучился русской грамоте и теперь мог отличить борзого коня от кобылы.

Класс умирал со смеху, А несчастный автор мечтал о преисподней. На физкультуре – совсем дело пропащее! Юрка стоял предпоследним. За ним – только совсем маленький армянин Ёсик. А если сравнивать с Линкой, так в шестом она переросла Юрку на полголовы!

После лета почти все ДЕВЧОНКИ явились в класс стрижеными. Линка тоже преобразилась. Остригли ее очень коротко, но так умело, что вместо «рыжей» на суд седьмому «А» явилась девочка с густым коротким ежиком на голове цвета красной меди. Белый лоб открылся, худенькая шея выступала из форменной «стойки» с пикейным воротничком. Заглядываясь в зеркало, она чувствовала новое удовольствие: каким молодцом оказался этот длинный, тощий парикмахер!

Только Юрка Еремеев не одобрял её перемен. Сидел насупившись, глаз не поднимал. А потом и вовсе собрался, да и пересел на пустую парту.

– Ты куда, «Му—му»?

Юрка не оглянулся. Ясно! Молчать будет, хоть убей!

Настала осень, пришли холода. А потом замело, завалило землю пушистыми сугробами.

В конце января вернулись из столиц на зимние каникулы и теперь порхали по школе веселыми стайками студенты – выпускники, радуясь себе, своему возвращению и тому откровенному восторгу, с которым их здесь встречали. Школа нарядилась, наполнилась ощутимой новью и всплеском счастливых ожиданий тех, кто должен уйти весной.

Важнее нового года был этот праздник, «вечер встречи»! В совершенной тишине набитого зала директор говорит речь. Линка слушает, замерев, не спуская глаз с высокого лба, бритой головы и могучих старческих плеч, навалившихся на лаковую трибуну. За высоченными окнами, за собранными шнурами шторами, светят зеленые, красные, желтые путейские огни. Против школьных окон высятся деповские корпуса. Свистят и коротко гудят спокойные маневровые, сбавляя скорость перед станцией, фыркают, тормозят скорые.