Нина Пронченко - Целуйте нас крепче. Сборник рассказов

Сказала только:

– Ляг на коврик, родненький! Если кто тебя перешагнёт, маленькой останешься!

На миг затихнув, Лерка проворно отползла на ковер: подальше от греха! Тут же попробовала выть дальше, но все было безнадежно испорчено. Валяться на ковре без дела стало скучно.

И, поднявшись, она, как ни в чем не бывало, отправилась вместе с Линкой во двор надувать мыльные пузыри. Мать ей ничего и не вспомнила!

Легко прощала она детям. Внимательные, каждый божий день ласковые глаза ее утешали. Не было в них строгого спросу. И безграничным обожанием откликалась ей Линкина душа.

Были в этой семье еще старая бабушка, сиднем сидевшая в плетеном кресле на подушке и никому никогда не мешавшая; старшая дочь Лиля; маленький и толстый, седым ежиком стриженный, весь в веселых морщинках, черноглазый и горбаносый Леркин отец. Неисповедимы пути господни: Леркин отец был греком! Работал в городской парикмахерской. Мастер был несравненный. Городские модницы толпились к нему в очередь. А дома он лазил на высокую голубятню, громко и весело свистел, отправляя в небо и белых, и сизых.

Звали его странным именем – Адам! И грек—отец, и старшая дочь—красавица, много перенявшая от отцовской крови, только радовались главенству матери и бесконечному терпеливому ее покою. А Лерка закатывала такие капризы, за которые Линке тут же бы «всыпали по первое число».

Кроме почти глухой и сонной бабки, в Леркином доме сейчас никого не осталось. Мать и отец, заторопившись, тоже отправились на воскресный базар, а Лерка и Линка вернулись в дом. В узкой спальне – стол с игрушками в тяжелых выдвижных ящиках Можно сколько хочешь перебирать и разглядывать, никто не остановит! А большая комната хранила верность старшей сестре, Лиле, уже второй год учившейся в Москве и приезжавшей домой только на каникулы.

Лерка открыла дверки углового шкафчика, и на свет божий явИлось завидное богатство: пара ссохшихся туфель на сбитых каблуках, черно – бурая лиса с высохшей мордой, когтистыми лапами и большой плешью на спине, да фетровая шляпа с бантом из атласной ленты. Шляпе с бантом и облысевшей лисе старшая сестра сказала пренебрежительное:

– Фу!

А про туфли на каблуках, слава богу, давно забыла. Богатство благополучно перекочевало в Леркины руки. В носы туфлям они мигом насовали мятые газеты, чтобы «как раз», и, поделив туфли с фетровой шляпой – Линке, а лису – Лерке, открыли проигрыватель.

.«Джама —а —а—а—ай – ка.!» – звонко—звонко залился итальянский мальчишка Робертино Потрясенный искусством «на всю громкость», кот Яшка прижимает уши, изумленно таращит глаза. Глухая бабушка, очнувшись от дремы, беспокойно оглядываясь, спрашивает:

– Лерочка, хтой—та прыхОдыв, чи шо?

Лерка уверенно выставляет ладошку. Это означает, что «нихто не прыходыв». а вопрос «чи шо?» она просто пропускает мимо своих хитрых ушей, и бабка спокойно засыпает опять. Кто за кем смотрел: Лерка за бабушкой или бабушка за Леркой, сказать трудно. Каждая из них про себя решала это в свою пользу.

Пока Линка и кот, как положено публике, смирно сидели на кушетке, Лерка достала из ящика пузатого комода «газовый шарф», весь в мелких дырах. Завернувшись в него, повесила лису себе на спину, влезла на стул, и концерт начался.

«Хто можить славница с Матильдой моей?» Певица знала наизусть все Лилькины пластинки! Кот Яшка, глухая бабушка и Линка были ее публикой. Другой никакой не было. Лерка мирилась и с тем, что ей бог послал..

Под старой кушеткой, на которой сидели кот и Линка, стояла коробка с новыми замшевыми босоножками на шелковых шнурочках, сплошь в круглых дырочках! Коробка дожидалась старшую сестру, чтобы Лиля была «не хуже людей». Про бархатную шляпку в бусИнках, что тоже её дожидалась, и сказать нельзя!

Одно слово – Москва! Невозможно было и представить себе этот необыкновенный город, где люди вот так, запросто, ходят по земле в замшевых босоножках на шелковых шнурочках!

Про себя Линка думала, что это только пока они с котом ни на что большее не годятся, но когда-то она вырастЕт, и вот тогда… Что будет тогда, оставалось пока тайной и для нее самой, но это «тогда» сулило ей нечто замечательное и счастливое и каким—то чудесным образом связывалось с Москвой – лучшим городом на всём белом свете!

Улица звала Линку «Рыжей», а Лерку – «Мимозой». Почему «Рыжей», и так ясно А вот почему «Мимозой»? Считалось, что «Мимоза» – это девчонка, которая очень о себе воображает, а потому Лерке это – ох как подходит! Сказать правду, было это не таким уж глубоким заблуждением.