Никки Каллен - Гель-Грин, центр земли (сборник)

– А, ван Марвес, проходите, – сказал и.о. зав. кафедрой; сам зав. уехал в Америку – за архивом 11 сентября, писал докторскую. Стефан прошел – он был такой тонкий, узколицый, молодой, что и.о. всегда хотелось его усыновить, накормить, почитать Диккенса: чай, кофе? Кофе «Максим» растворимый, чай в пакетиках, «Ахмад» с корицей…

– Нет, спасибо, – сказал мальчик; он всё стоял с объявлением в руках, мятым, грязным, и думал: судьба это или так просто знак свыше; можно забыть, – у вас тут объявление упало…

Лаборантка обернулась: «А положите на стол, потом приклею»; она поливала цветы и была влюблена. Стефан ван Марвес положил и спросил, как о времени:

– А бухта Анива – это где?

– Далеко, – ответил и.о., – зачем вам, Марвес? У вас отличные перспективы на будущее. Слышал, вы проходили практику в посольстве Великобритании. По ней и будете писать диплом?

– Нет, по Индонезии, скорее всего; экзотичней. Я с братом ездил, у нас там киностудия. А как далеко? – Стефан понял, что это то, что нужно; будто угадал, что хочет на завтрак: яйцо всмятку, два тоста со сливовым джемом и яблоко белый налив.

– Лететь на самолете до столицы, потом до севера, где ничего не ходит уже. И там будет вертолет. Никто не хочет – безумие. Слишком холодно, много ветра и снега и еще море – брр…

– Дайте телефон.

И.о. посмотрел на мальчика внимательно, словно тот спросил его о смысле жизни; лаборантка перестала поливать цветы и прислушалась, а Стефан думал – это не дети; просто я хочу уехать, понять, жив ли я; а и.о. сказал:

– Вы что хотите доказать этим, Марвес? Вы прекрасный журналист и без влияния родителей; смелый, стремительный, даже дерзкий; а в Гель-Грине талант не нужен – там нужны здоровье и ремесло, понимаете меня?

– Да, – ответил Стефан. Он ответил «да» грязному листку бумаги в его тонких, девичьих пальцах, ногти с маникюром; Капелька всегда завидовала – свои она изгрызала до корней; и пошел сквозь наступающую весну домой – пешком, через парк, наполненный лучами, водой и птицами, как рай. Дома была одна прислуга; Свет и Цвет были в детском саду; он набрал номер: опять что-то неземно звякало, как в разговоре с Рекой; «где ты, Река, вечный бродяга, – подумал Стефан, словно позвал, – ты бы поехал… если уже не там…» – и ответил мужской голос, темный и хриплый от расстояния:

– Да; Гель-Грин; Расмус Роулинг слушает…

– Кто вы, Расмус Роулинг? – прокричал Стефан, слышно было ужасно, как из-под подушки.

– Начальник порта, а вы?

– Я журналист, звоню по объявлению…

– Вы студент или как?

– Да, заканчиваю…

– Хотите у нас работать?

– Да.

– Здесь тяжело…

– Рассказали.

Повисло молчание, будто Расмус Роулинг накрыл трубку рукой и советуется с кем-то в комнате. Стефан представил огромного бородача в галстуке и кирзовых сапогах, рассмеялся тихо; в окно врывалось солнце: «интересно, там есть весна?»

– Эй, а как вас зовут? – снова в ухе возник голос издалека.

– Стефан ван Марвес.

– Голландец, что ли?

– Предки…

– А-а… Это хорошо. Значит, море в генах есть… Ну, приезжайте. Знаете, как до нас лететь? До столицы, потом на север – до полюса; там через полюс вас заберет вертолет. Скажите ваш адрес, мы вам деньги вышлем…

– Мне не нужны деньги, – но Расмус уже не слышал; проорал обратно адрес: «правильно?» – и отключился, словно убежал. Стефан смотрел на телефон, и радость наполнила его, как кувшин наполнился бы водой, для цветов с полей; Река приносил такие Капельке, и они стояли долго-долго: «они стоят так долго, потому что кувшин глиняный, это особая магия», – повторяла весело Капелька…

– Прощай, Капелька, – прошептал он. А назавтра вечером был опять семейный совет. «Я думал, ты будешь у меня в журнале работать», – повторял дядя, мама морщилась от дыма его сигар, сухой и тяжелый, словно камин плохо разгорался; папа молчал, сложив перед собой узкие, как и лицо, руки; Эдвард кривился: для него Стефан был черной овцой и еще – он женился два года назад, а детей всё не было; и только одна мама поняла: «Оставьте его в покое; всё за него уже сделали, жизнь расчертили, график, а он сам хочет пожить».

– Мы видели, как он сам умеет жить, – Эдвард кинул взгляд, будто чиркнул спичкой о коробку, – двое детишек незаконных к двадцати…

– Помолчи, – оборвал его отец и повернулся к Стефану: – А ты не молчи – отвечай, что за безумие? Ты хоть знаешь, что это – Гель-Грин?