Сергей Рок - Красная Рука

– Правда, ― ответила женщина.

– А чем пекинес лучше?

– Люди копируют собак, Женечка. Все люди. А потом собаки копируют людей. Какую собаку ты выберешь, такой ты человек.

– А если собака?

– Почему.

– Она ведь может выбрать меня.

– Это если ты подберешь бездомную собачку. Если она к тебе попросится сама. Но если это будет большая собачка, ты не сможешь держать её дома. В частном доме собак держат во дворах, на дачах собаки служат, но в этом случае хозяин должен навещать дачу регулярно, потому что собачку надо кормить. Собачка, Женечка, похожа на человека. Как ты её кормишь, так она и служит. Но зато собачка честнее.

– Почему, теть Свет?

– Собачка не предает.

– А бывают такие собачки, которые предают?

– Нет, таких не бывает.

Ветер выскочил из-за реки и, облизывая углы многоэтажек, затрясся в стеклах. Полетел мусор. Покатились, словно живые организмы, окурки. И Роман вдруг понял, что понимает ― они катятся с настроением, и есть в этом какие-то резервы радости, молекулы тепла. Приехала мусоровозка. Начали загружать мусорные баки.

– Слышь, давай. А? А? Давай.

– Ровно, ровно давай!

Так переговарились рабочие в оранжевых жилетках. Должно быть, им нужно было чередовать мат с фильтрованным русским. Но Роман не обратил на это внимание. Он прошел к магазину, а там, за углом, пил пиво Клешнев ― почерневший, словно шахтер.

– Гэ. Гэ, ― икнул он, ― выпустили. Прикинь, прикрыли на протокол. Мать сдала, сука. Да я не обижаюсь. Ты, да зато отдохнул! Да футбол аж завтра. А я отдыхаю, да думаю про футбол. А мусор пришел, говорит, пиво ― ноль пять по две сотни. Я кричу ― слышь, ты лиходей. Но принес. Теперь, слышь, надо четыре сотни нести. В мусарню. За две бутылки.

Роман пожал плечами.

– Слышь, есть бабки?

– Нет, ― ответил Роман.

Он прошел сквозь магазин ― к противоположному выходу, а там уж, через два дома, стояло кафе, где он и выпил пива. Ему вдруг показалось, что Клешнев придет и сюда ― еще более черный, еще более безнадежный, человек, которого высушили. Но не жизнь высушила. Не известно, что именно.

В голове могут быть голоса. Нет источника. Просто так. Голоса. Если их трогает рука, то такая рука опухает. В преддверии странного газа, который пойдет из открытого крана в полость черепной коробки, уже что-то происходит. Но газ может заставить жизнь расшириться ― потому что и во вселенной что-то движется, красное смещение или же еще что-то. Не обязательно знать названия. Газ уже идет по трубам, хотя он еще далеко. Но вы представьте себе цунами. И вы стоите на берегу, а оно лишь зреет. Некий продукт, обладающий набором свойств смежных, но ― очень смежных, хотя и граничащих с чистым чувством. Море отступает, а вы все стоите. А может быть, вы и не знали, что нужно бежать. И вскоре что-то начинается.

Приближение.

Так и газ по трубам. Он выйдет и никого не заденет. Потом будет другая жизнь, и не надо думать о последствиях во внешней среде. Нет ничего. Вселенная ограничена личностью. Великий эгоцентризм.

Он допил своё пиво и сделал круг, огибая дома. Когда он вернулся, то взору его открылась погрузка Клешнева.

– Давай. Давай. Там попьешь, ― сказал мент.

– Слышь, я ж сказал, что расплачусь! ― гулко протрубил Клешнев.

– Давай. Давай.

Уазик дернулся и повез его, Клешнева, к новым протокольным чудесам. Да, но там не было ничего. Не было газа. Вселенная молчала. Не было сигналов.

Там.

Но возвращаясь, он вдруг прислушался к отдельно идущим посылам. И вдруг:

– Скоро взрыв земли!

Роман осмотрелся. Голос был четкий, геометрический, графический, чертежный. Черт возьми! Если бы развить тему. Но некая страшная, душная, вуаль уже подступала. И мы бы могли решить что угодно, но интеллектуальный путь подразумевал именно это ― наличие дополнительного зерна между разумом и прокладкой мышленья.

Уже почти 20 лет он разрабатывал систему победы в лотерее. Эх, первые годы. Как далеки они. Когда до весны моно космоса оставался один шаг, лотерейку прикрыли.

Вечер до этого ― немного водки, счастья, бессонная, но радостная ночь. Неожиданный фейл. Провал. Будто ты ― агент, будто ты ― одинокая модель блуждающего биоробота. Все пропало. Он сжег все тетрадки. Все до одной.

Сколько их было тогда? Тетрадки….

В пору было повеситься, но он воспрянул. Фениксом шел по плоскости лет. Спустя год он уже начал новую тетрадку.

– Что это? ― спросила Ира Сумина.

– Да так.

– Ты физик?

– Да так.

– Нет, скажи.

– Теория вероятности.