Константин Зарубин - Не люби меня осторожно. Рассказы и повести. 1999-2007

– Стой! – заорал кто-то. – Стой!

Было слышно, как Антон бежит обратно к нам, проламываясь сквозь кусты. Его фигура металась между деревьями.

– Куда же он прямо на нас… – с сожалением протянул Игорь.

Спустя секунду началась стрельба. На этот раз стреляли только они и только в нас. Мне показалось, что открыл огонь целый взвод. Сосны вокруг крошились и осыпали нас опилками. Девушка Антона упала рядом со мной. Несколько коротеньких мгновений она лежала неподвижно; потом закричала и стала извиваться всем телом, колотя руками по корням.

Когда очереди прекратились, собачий лай оказался совсем рядом. Его сопровождали грузные бегущие шаги.

– Их двое. Прямо на нас бегут, – зашипел сбоку Игорь. – Их двое! Они не знают, что у нас оружие. Я считаю до трёх. Поднимаемся и стреляем. Я считаю до трёх. Раз, два, три!

Действуя независимо от самого себя, я вскочил на колени, нажал на спуск и услышал автоматный треск. Это стреляли другие. Я забыл снять своё орудие убийства с предохранителя. Пока я вспоминал, как это делается, остальные отстрелялись. Из-за выщербленного соснового ствола прямо на меня вылетела огромная кавказская овчарка с недружелюбным оскалом. Я отпрянул и всадил в неё весь рожок. Когда патроны кончились, я ещё несколько секунд ходил ходуном вместе с автоматом, упёршись глазами в распотрошённую собачью тушу.

– Побежали! Скорее! Побежали! Бегом! Скорее! Бегом! Вперёд! Бегом!!!

Я швырнул в сторону автомат и поймал Ленкину руку. Ленка потащила меня вперёд. Эйфория бега захватила её. Мы пробежали сквозь остаток леса и стали продираться сквозь невысокий густой кустарник. Впереди, метров через двести, снова начинался лес. Ленка потеряла обувь и бежала босиком, в кровь раздирая ноги обо всё подряд. Я стиснул зубы, чтобы не кричать. Краем глаза я видел других бегущих. Лес приближался. Я ждал контрольно-следовой полосы, знакомой мне по фильмам, виденным тысячу лет назад в детстве. Я уже мысленно видел её перед собой – широкую и рыхлую. Но лес приближался, а полосы нигде не было видно. Деревья, дёргавшиеся из стороны в сторону, надвигались на нас.

Сначала я услышал чей-то голос, кричащий «вертолёт!!!», потом я услышал вертолёт, потом я услышал выстрелы. Мы рванулись вперёд, задыхаясь и сжигая остатки своих сил, и через несколько секунд обогнули первое дерево. В этот момент пуля попала мне в спину, раздробила лопатку и пробила сердце. Я умер мгновенно, но секунду спустя выплыл из топкого чёрного ничто и застыл – словно на гребне внезапно заледеневшей волны. Сосны нетрезво покачивались и падали на меня. Я слабо защищался от них, пытаясь закрыть голову руками. Потом я поплёлся вперёд, не ощущая своего тела, не ощущая ничего и вдруг ощущая всё – слишком сильно, слишком невыносимо.

Я остановился и обернулся. Она лежала, выбросив руки вперёд, и мне казалось, что я ещё чувствую, как из них уходит тепло. Я хотел подойти к ней, но вдруг оказалось, что я больше не могу ходить. Волна бросала меня вверх-вниз, я терял зрение; когда оно возвращалось ко мне, я смотрел на её тело, непривычно длинное, тонкое, с красным пятном на спине. Потом я всё-таки начал пятиться вглубь леса, часто-часто хлопая ресницами и ощупывая воздух позади себя.

После не поддающегося измерению отрезка времени меня подхватили под руки и ударили в спину. Я услышал слова. Слова были монотонные, непонятные и злые. Я что-то промямлил в ответ. В небе продолжали стрелять. Меня встряхнули и бросили на землю; когда меня начали бить, я зажмурился и попытался свернуться в клубочек.

Чуть позже мне это удалось.

после

Все эти события произошли около года назад. С тех пор в мире вокруг меня довольно многое изменилось. Я слышал о некоторых изменениях. Мне трудно удерживать их в памяти. В России были досрочные выборы; президентом стала какая-то несвежая женщина со вздыбленными волосами; кажется, изменили конституцию и урезали президентские полномочия. После пограничного конфликта с Финляндией в окрестностях Санкт-Петербурга и в самом городе разместили несколько тысяч европейских миротворцев. Область на какое-то неопределённое время перешла под коллективное управление России и Евросоюза. Город отстраивают заново; вместо разрушенного исторического центра получается что-то более жизнерадостное. Я бы хотел вернуться, когда они закончат, но я сомневаюсь, что кого-нибудь из нас выпустят в свободное плавание. Я отдаю себе отчёт в том, что больше не способен ни на какую общественно-полезную деятельность. Придётся быть иждивенцем на содержании Европейского Сообщества. К концу осени нас должны перевести в специализированный санаторий. Не знаю, где он будет находиться. Они пытаются устроить нам маленький рай на земле. Они делают это очень добросовестно. В те часы, когда я могу связно мыслить и действовать, моя жизнь напоминает мне детство – всё настолько незыблемо и разнообразно. Они пытаются сделать нас полноценными людьми. Иногда мне кажется, что я вижу сдавленное чувство вины в глазах обсуживающего персонала – здесь работают только добровольцы. Я очень благодарен им. Но внутри ничего не меняется.