Владимир Муляров - Лабиринты одиночества. Сборник рассказов

Мы едем под начавшийся крупный дождик, и моя бабуля говорит

– Вася, давай споем! – Голос у нее очень хороший. Потому что она пела в церкви. А у дяди Васи нет голоса совсем. Да и слуха тоже. И поэтому то, что они творят с каким-то грустным романсом, не поддается никакому осмыслению! Но, видимо, не в том дело, что они поют не в лад. А в том, что в них есть единство, несмотря на очевидную разницу в уровне мастерства!

Мы едем в телеге, и голоса поющих вздрагивают на каждой кочке, потому что в русских телегах нет рессор. Но это ровным счетом ничего не значит. Потому что нам и горько, и хорошо всем вместе мокнуть под дождем в трясущейся телеге, в полдень обычного дня, в середине июля одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года от Рождества Христова. Или, Новой Эры, как принято было говорить в те годы.…

– Скажите, Джафар Мусаевич … —

– Просто Джафар. —

– Джафар Мусаевич… Зачем Солнце светит? … Нам всем. – Глашка поставила свою правую ногу на выступающий из почвы кусок серой скалы, и смотрела на открывающийся отсюда бескрайний морской простор. И было что-то тревожное и в этом ее вопросе и в позе, в интонации ее внезапно дрогнувшего голоса. Они достигли того места на вершине Медведь-горы, которое очень круто сходило вниз и было обращено к Ялте. Вид отсюда был потрясающ в своем одиноком величии. Пустота окружающего их чистого, голубого воздуха, его необъятность, его ласковость и теплость делали твою душу такой же величественно-необъятной, любящей все вокруг! Эта пустота воздушного океана, окружавшего их со всех сторон, на самом деле просто была неким неисчерпаемым источником, от которого можно было питаться вдохновением целую вечность. Бескрайнего, чистого воздуха вокруг было так много, что у Джафара закружилась голова. И если бы не мелкая растительность вокруг, придающая ногам уверенность, он бы наверняка просто упал! Джафар Мусаевич, выросший в основном, как он сам про себя рассказывал, на востоке Сахары и в песках Северной Аравии, недолюбливал ни горы, ни воду. Особенно в таких масштабах как в Ялте. Одновременное сочетание и гор и моря не вызывало у него раздражения, но, скорее, некое внутреннее неудобство. Однако, это место было особенным. Это место не предполагало разговоров. Это место предполагало медитацию или молитву – кому как больше нравится. Внизу, при взгляде вправо, раскинулась Ялта, казавшаяся ему отсюда неким нагромождением игрушечных домишек на гигантской план-карте боевых действий.

Джафар молчал. Внезапно на него нашло мимолетное чувство тоски. Как дуновение ледяного ветра. От разлада с Ольгой Сергеевной, от… от рутины. Как будто человек потерял нечто очень ценное. «Зачем нам Солнце светит?» Повторил он про себя. «Зачем ветер, дождь? Зачем снега, которые заваливают избы под самую крышу? Зачем… Зачем тут со мной эта Глашка? И какого палого верблюда я полез в мои годы с ней на эту гору?»

– Так бывает. – Сказал он вслух самому себе, имея в виду свои испорченные отношения с супругой. – Бывает. —

– Не знаете вы, Мусаевич, зачем нам Солнце светит! – Повторила Глашка. – А хотите я сама вам скажу? – Она взобралась на высокую плоскую часть голой серой скалы и проворно повернулась на одной ноге к нему лицом. Похоже, у нее от высоты не кружилась голова! Она встала так, что Солнце, только что восшедшее в зенит, оказалось за ее затылком. И от этого ее волосы, колышемые ветром, излучали неистовое, слепящее глаза сияние! «Словно Нимб на иконах святых!» – Подумал Джафар. Он прищурился, глядя на эту… напасть. «Скольких мужчин она еще свела с ума?»

– Годов-то тебе, лет-от сколько? – Шутливым тоном спросил он, припомнив среднерусское просторечье и выраженно, по-Вологодски «окая».

– Какая вам разница? – Парировала Глашка и повернулась к нему в профиль. – Семнадцать уже! По осени маменька сватать грозились! —

– За молодого и богатого принца, что ли? – Пошутил Джафар. Его рассмешило это Глашкино «уже!»

– За … – Глашка начала-было говорить и замялась. – За … —

– Да за кого? —

– За Их Сиятельство, графа… Георгия Ивановича Извекова … —

– Но … – Начал-было Джафар, и слова застряли у него на языке. – Ему же… Ему же… Лет шестьдесят! —

– Не знаете вы ничего, милейший. Шестьдесят семь. Ему. – Сказала Глашка. Голос у нее хоть и был ровный, но от чуткого слуха Джафара не укрылась та горечь, которой были насыщены эти слова. И это еще мягко сказано! Джафар быстро представил эту картину. «Неравный брак». Да. Это все уже бывало, есть и будет случаться. Богатые, но старые дворяне вправе брать себе в… нет не в жены, в игрушки, забавы ради, подростков из дворян обедневших. Купаться в их юности, питаться их неиссякаемой молодостью, продлевая себе свои скучные, постылые, последние дни… К