Леонид Кузнецов - Комикс про то, чего не было… Часть первая

А в Магдале примерно в то самое время, когда Иосиф понял, что второй аурелиус был последним, появился еще один вдовец и тоже с ребенком – с девочкой, с которым раввин на удивление быстро сдружился. Причин для их сближения было много. Во-первых, Сир оказался вторым человеком в Магдале, который читал греческие книжки. У него их было целых три штуки. То есть у Иосифа появился достойный, высокообразованный собеседник. Во-вторых, будучи хоть и не крупным, но достаточно успешным виноторговцем, Сир, растрогавшись благородством раввина в отношении полоумного сироты, самостоятельно, то есть без всяких на то намеков, вызвался стать спонсором мальчишки, —

– Только так, чтобы об этом никто не узнал!, —

оговорил он свое условие и, хотя аурелиусами не сыпал, материальную помощь оказывал весьма ощутимую. В-третьих, вино, которым торговал Сир, Иосифу очень нравилось, тем более, что доставалось оно ему даром

И, наконец, чтобы торговля не умерла, Сиру необходимо было с кем-то оставлять свою маленькую дочку. Не мотаться же с такой обузой по близким и не очень близким городкам и селам, ведя бесконечные переговоры с производителями и покупателями его замечательного товара.

Мария заметно волновалась, когда Сир впервые привел ее в дом Иосифа – знакомиться. Самого раввина она почему-то не испугалась, чем и купила его. Деловито вскарабкалась к нему на колени, ткнулась носом ему в щеку, что, по всей видимости, означало поцелуй, быстро слезла и в тот же миг забыла о его существовании. Волновалась она потому, что не только с раввином, как предупредил Сир, ей предстояло тут встретиться. И что эти мальчишки на целый год ее старше. Вот их-то появления она и страшилась. Платьице все время поправляла. А эти дураки все не шли и не шли. Потому что убежали купаться на озеро, а потом еще и рыбу вздумали ловить! Если бы хоть что-нибудь поймали!…

Настал момент, когда Мария не выдержала, некрасиво скривилась и, если бы Сир не шлепнул ее по заду, разревелась бы. Но вот, наконец, они ввалились… Мария сразу вся сделалась красная, сильно вспотела, захотела убежать, но ноги почему-то перестали ее слушаться. Она сама не помнила, как подошла на этих чужих ногах к мальчишкам и обоим по очереди ткнулась носом в щеки. Сначала тому, что был с белой тряпкой на голове, – он ближе стоял, – а потом Михаэлю. И тогда уже потеть дети стали втроем. Чуть позже Мария все-таки расплакалась, но никто сейчас не может вспомнить, по какому поводу. В тот день она не произнесла ни слова. А через неделю рот Марии уже не закрывался, и Сир со спокойным сердцем мог уезжать по своим делам. Случалось, он по три дня не возвращался в Магдалу, и тогда Мария становилась хозяйкой в доме Иосифа. Этот клоп на тоненьких ножках командовал здесь всеми, даже самим раввином. Слабоумный с тряпкой на голове как бешеный носился с метлой по дому и дуром гонял пыль, отчего дышать становилось невозможно. Унять его при этом было совершенно невозможно. Михаэль отвечал за огонь и к нему лучше было не приближаться. Иосиф, у которого Мария отбирала деньги, чтобы он не купил вина, бывал посылаем ею на рынок с наказом – с пустыми руками не возвращаться. А сама она раздавала ценные указания придурковатой поварихе, обучая ее искусству готовить обед из ничего. Ну, или почти из ничего: с рынка ведь Иосиф что-то все-таки приносил. Не ему – Марии, за ее звонкий смех и лучистые, огромные как плошки зеленые глаза магдальцы охотно передавали через Иосифа продукты. Без денег. Кто что. Потому что к ним в город пришла радость. Когда Сир возвращался в Магдалу из своих бесконечных поездок и забирал девочку, в доме раввина наступала противная тишина и делать ничего не хотелось. Михаэль выдерживал не более часа. Он являлся с решительным лицом к отцу, который из последних сил делал вид, что читает кого-то из умных греков, минуту пыхтел, привлекая к себе внимание, а потом говорил: – «Ты как хочешь, а мы пошли.» Светловолосый с тряпкой на голове давно уже маялся за воротами с метлой в руках. Иосиф «сердился» на сына, даже топал на него ногами, громко жаловался, что ему вечно мешают работать, но при этом почему-то оказывался уже одетым. И даже в сандалиях. Через несколько минут дом Сира наполнялся шумной и радостной суетой: один поднимал облака пыли, другой все вокруг поджигал, грозя спалить дом, девчонка орала и топала ногами на повариху, которая искренне не понимала, на кого она все-таки работает за такую мизерную плату, на которую совершенно невозможно выжить, если не воровать, а взрослые следили за тем, чтобы никто здесь не пострадал. Ну и как могли помогали. То есть старались не сильно мешать. После ужина Иосиф и Сир обыкновенно ставили на огонь медный чан с водой, малышей отпускали погулять и выпивали по маленькому бокальчику. Или по два. Через час, уже несколько умиротворенные, они отправлялись на поиски детей. А найдя, уговорами и подзатыльниками возвращали их домой, после чего орущую и хохочущую троицу без особых церемоний раздевали и швыряли в огромную деревянную бочку, стоявшую во дворе, где в подогретой воде уже плавал ни на что не похожий кораблик с настоящим шелковым парусом, и… напрочь про детей забывали. В их сердцах поселялся покой, а на стол уже открыто выставлялось вино. Писклявый голосок Марии, рассказывавшей очередную, только что придуманную ею историю, давал понять, что бандиты где-то рядом и что с ними все в порядке. Случалось, глубокой ночью Иосиф и Сир, прикончив третий, а то и четвертый кувшин, спохватывались и, спотыкаясь, бежали к остывшей бочке. А малыши давно уже вповалку спали в кровати Марии, укрывшись ее одеялом. Сиру даже пришлось со временем купить одеяло побольше. С этой бочкой связано одно примечательное событие. Однажды, увлекшись, Михаэль, который решил тот кораблик потопить, чему Мария и светловолосый отчаянно сопротивлялись, чуть не утопил саму девчонку. Нечаянно, конечно же! И вот тут железной рукой (Михаэль так потом всем и рассказывал – железной) ни слова за свою жизнь не произнесший молчун взял сына раввина за горло и на чистейшем арамейском произнес, жутко спокойно глядя ему куда-то сквозь глаза: – «Не смей обижать Принцессу, плебей!». Михаэль, предводитель местной мелковозрастной шпаны, в свои четыре с половиной года уже знал семь взрослых ругательств, из которых два были страшно неприличными. Слово «плебей» он услышал впервые, а потому даже не обиделся. Да и некогда ему было обижаться, когда тут такое! Михаэль этого слова и не запомнил. Как ошпаренный, он выскочил из бочки и как был – голый побежал в дом, вопя на всю Магдалу: – «Заговорил!! Заговорил!!…”. Иосиф не сразу сумел выбраться из-за стола, так что первым у бочки оказался Сир. Он был весь красный и какой-то растрепанный.