Антон Алеев - Парк

Мимо проносятся тусклые от движения штрихи, превратившиеся в пёструю смазанную ленту, словно лес за окном летящего на всех парах поезда. От этого мутит. Но одновременно я понимаю, что нельзя замедлять ход. Стоит расслабиться, отлипнуть от вагонного стекла и картинка исчезнет. Состав докатится по инерции и остановится уже навсегда.

Сколько там этих самых стадий принятия? [1] Пять, ведь? Да, я читала, когда точно знала, что они мне не пригодятся. Потому что мы ведь собираемся жить вечно. Было забавно. И отстранённо, словно смотришь кино.

«Отрицание»? Ну, какое отрицание, когда всё уже понятно. Даже мне. «Гнев», «Торги»? Мой гнев подавила боль, а торговаться я никогда не умела. Мне нечего было предложить взамен. Я шла по дороге как красивая кукла, а зрители бросали мне под ноги розы. Правда, иногда эти розы были с шипами. «Депрессия»? Нет, не согласна. Если бы я была на этой стадии, то молчала бы себе в тряпочку, погрузившись в тихий омут самобичевания. Остаётся «Принятие»? Но… Это ведь глупость, я же вот перед вами излагаю умные мысли. Получается, я застряла где-то между стадий. Заблудилась в пяти психологических соснах.

Я устала. У меня плаксивое настроение. Надоело. Хочу, чтобы вы все ушли.

Уйдите.

Расскажу в следующий раз.

Песок не удержать между пальцев.

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ

Ещё не так давно у него даже было обычное имя. Только что с того? Всё, происходящее «до», происходило с совершенно другим человеком. А прозрение обезличило его, прилепив суконный тюремный ярлык. Так он стал Подозреваемым. Теперь уже на всю оставшуюся жизнь. Он совершенно отчётливо это осознавал. И не было ни страха, ни обиды, одна только неимоверная усталость.

Итак, Подозреваемый сидел на привинченном к полу стуле с видом человека, которому многое, если не всё, надоело. Лишь его руки, живущие отдельно от остального тела, словно бы искали место успокоения: Подозреваемый то гладил себя по коленкам, то начинал нервно барабанить по ним подушечками пальцев.

Его собеседник стоял по другую сторону стола. Нависал глыбой.

– Так с какой целью вы пришли в больницу? – повторил Следователь.

Подозреваемый не пошевелился. И сказал так, будто его губы не двигались.

– Это было необходимо.

– Необходимо для чего? – подхватил следователь. – Или для кого?

– Для всех, потому что я знал. Так будет, – подозреваемый говорил монотонно, как испорченный робот. – Спасение не приходит просто так, его нужно заслужить.

Следователь едва не сорвался на крик, полагая, что подследственный над ним попросту издевается, но в последний момент сдержался.

– Вы вообще понимаете, что с вами произошло? – спросил он. – Вы отдаёте себе отчёт, что вас будут судить по одной из самых тяжких статей и что вы, скорее всего, никогда больше не выйдите на свободу? Вы ведь не сумасшедший! Вы хотите таким казаться, но вы ведь понимаете! Вы же, чёрт побери, не идиот! Вы ведь прекрасно знаете, что через пару дней вас станет сворачивать в жгут, и никто вам не даст уколоться! Не прилетит никакого волшебника на голубом вертолёте! А приду я! Я! Вместо этого грёбанного волшебника! – Следователь всё-таки не выдержал и начал кричать. – Я приду! И сделаю с тобой такое, что ты мне выложишь то, чего даже не знаешь! Это если по-плохому, но можно – ещё пока можно! – и по-хорошему! Понимаешь, к чему я клоню?!

Потом Следователь ждал почти минуту, надеясь услышать ответ. Но была только усталость. И молчание.

– Как хотите, – наконец бросил Следователь и сел на стул напротив. Он стал писать протокол, видя в буквах объяснение медсестры больницы, когда она немного пришла в себя.

«Он вошёл как-то странно, – говорила она, облизывая от волнения сухие губы. – Мне сразу показалось это неестественным. Я стояла у справочной конторки и поначалу глянула мельком… Потом я увидела красное… У него были до локтя закатаны рукава рубашки и всё до них было перепачкано… этим… Он пошёл прямо на меня, протягивая ко мне, то что держал в вытянутых перед собой руках… я увидела какую-то массу, какое-то мясо. С него сочилась кровь… Свежая… Он сказал – это надо передать обязательно, немедленно! Нет, не громко – спокойно говорил. Когда я поняла, что он протягивает мне, я… крикнула… закричала… Потом мы позвонили вам… Он всё твердил, что надо обязательно передать. Передать, пока не поздно!»

– Вас будут судить, – сказал Следователь. – И обязательно осудят.

– Это не столь важно, – тихо ответил Подозреваемый. – Теперь не важно.