Лариса Сафо - Хроники Дерябино в трёх частях. Часть 3. Дуплет

После убытия в первопрестольный град посланца растущей луны с попугаем на плече автор индуктивного метода расследования преступлений погрузился в дремотную хандру и только вздыхал при звуке шагов за обитой дерматином дверью. Тем паче, что накануне выборов местного градоначальника в окошко жилища залетела заморская птица с оранжевым хохолком на голове – по всем признакам покинувшая седовласого старца спутница.

Оная была жестоко ощипана и сильно побита. Видать, досталось пернатому созданию от борцов против коррупции в златоглавой Московии! По прибытии птица с налившейся от жгучей ненависти кровью глазом выкрикнула человечьим голосом, завалившись на бок:

– Ещё Гегель говорил о главной проблеме демократии – «всякая часть народа может объявить себя Народом»! Сгинем, братцы, сгинем!

Засим приняла вид опьяневшей из-за перебродившего сока рябины свиристели, затаившись на посудном шкафчике над обеденным столом. Но когда в дверь бедняцких апартаментов санитара морга нагло просовывалась чья-то бритая макушка с волчьим оскалом на толстощёком лице, попугай возвращался к жизни этой тирадой. Заскочивший как-то в такой момент к коллеге в образе истощённого мыслями мудреца и стриженный наголо патологоанатом мертвецкой Арсений Петрович Катков глубокомысленно соизволил заявить на птичью сентенцию:

– Да, государство обязано заниматься тем, чтобы сохранялась грань между свободой и порядком. Как говаривал физиолог Павлов: «Счастье человека находится… где-то между приказом «Стоять!» и командой «Вольно!».

По истечении чужих слов прозектор вытягивался поставленным на охранение родных рубежей бравым сержантом, с сарказмом к мирному сословию наставляя:

– Я лично считаю гражданское общество трёхслойным коктейлем. Сверху – те, кто всегда всем недоволен; снизу – те, кто всегда доволен всем; посередине – те, кто следит за тем, чтобы верхний и нижний слой не перемешались. В России никогда не менялась жизнь к лучшему или худшему без разложения интеллигенцией простого люда, а равно без предательства плутовской прослойки. Вот так-то!

И опрометью выбегал вон, в намерении оставить за собой последнее слово. Похоже – ежедневное потрошение тел давших дуба покойников развили в патологоанатоме несвойственные профессии задатки. Зато оными в изобилии был наделён неустрашимый воитель за общественное равенство следователь городской прокуратуры Пётр Ефимович Бессмертный.

Правоохранительный сотрудник по-прежнему оставался безоглядным сторонником индуктивного метода расследования кровавых преступлений своего впавшего в сплин друга. И как-то раз вознамерился ему помочь жёстким допросом озверевшей птицы о бесславной участи посланца растущей луны. Но все усилия надзирающего за полицией чина остались втуне. Попугай из рук следователя прокуратуры не вырывался, а лишь усиленно тряс цвета мандарина хохолком и кашлял старославянскими глаголами:

– «На воровскую прелесть и смуту ни покусился, стоял в твёрдости разума своего крепко и непоколебимо…».

– Это оценка современников личности Пожарского, – с печалью потерявшего всякую надежду на достойную пенсию сталевара в голосе промолвил на эпитафию санитар морга и подошёл к окошку своей каморки. – Отпустите птицу! Жаль – рядом с моим бывшим гостем не оказалось Минина, дабы изгнать с русской земли обкрадывающих государственную казну нынешних бояр. Но!

Обычно к патетическому возгласу прилагалось многоречивое разъяснение, и оно незамедлительно последовало:

– Ещё в пятнадцатом веке тверской купец Афанасий Никитин восклицал неистово: «Русская земля да будет богом хранима! На этом свете нет страны, подобной ей, хотя бояре Русской земли и не добры. Да станет Русская земля благоустроенной и да будет в ней справедливость…»

Полным погружением в стародавние сказания санитар морга анестезировал боль о потерянном где-то на московских улицах седобородом страстотерпце. Завалил журнальный столик историческими изысканиями и похудел на десять килограммов. Но безродного черногрудого пса Казимира продолжал кормить куриными крылышками с ласковым приятием. А тот после возвращения неуёмной птицы стал драчлив и заносчив, однако угощением хозяина не брезговал.

Преданья старины глубокой подвигли следователя прокуратуры в этот день на слова укорительные и попрекающие. С мученическим выражением лица пронзённого стрелами святого Себастьяна Пётр Ефимович распрямился натянутой тетивой на стуле, процедив сквозь отчищенные фтором зубы: