Татиана Северинова - Жизнь наизнанку

О, Господи… Опять Тебя не знаю…
Иду против рожна, не видя свет…
И не понять, где истина святая,
Кто ближний, кто свинья – ответа нет.

В пучине суеты тону в безверье,
Хотя твержу, что мой Господь – Христос,
Не раз входил Он в запертые двери,
Но я в безумстве всё хватаю нож…

И немощь плоти, и ума безумье…
Не чужды средь живущих никому…
Простой рыбак… И книжник остроумный…
И современник испытает тьму.

Кому дано апостолом быть Рая?
Кому дано весь мир перевернуть?
Боюсь ответить… В страхе умолкаю…
Идущий свой осилит только путь…

Я помню сон… Сырые казематы,
А в нишах прокажённые лежат,
Кто слеп, кто глух… Без рук, без ног… Зажаты,
А раны омерзительно смердят…

Я задыхаюсь… Лаз… Он узок очень…
Наверное, с угольное ушкО,
А «публика» пускать меня не хочет,
Клюки и палки… Прочь… ползком… темно.

Сдирая кожу… Лезу в неизвестность.
Куда – не важно… Лишь бы не назад.
Часы, иль годы… Я не знаю! Вечность!
Я знаю лишь, что за спиною – ад!

Всё! Нету сил для выдоха и вдоха.
И крик немой… не веруя, Кому?
Стена ушла вперёд! Свет! Счастье вздоха!
И я лечу куда-то в синеву…

Прошла минута… Чудная опушка…
И юноша мне помогает встать…
– Ты кто?
– Георгий!
БОльшго не нужно…
– Смотри давай! Не возвращайся вспять!

Он на коня взметнулся и растаял…
А я тропой пошла ему вослед.
Не верить снам – одно из моих правил.
С тех пор прошло немало разных лет.

Безбожье – каземат. А Небо – Божьи Очи.
И именины в Малой Церкви, как престол,
Глава её – Георгий, между прочим.
И для меня лишь к размышленью сон…

Горит лампада… Первая икона…
Георгия (не знаю, почему).
И чудище копьём внизу пронзённо…
Спасённая вдыхает синеву…

Победоносче и освободитель!
Питатель нищих, сирых скорый врач,
Покрой молитвой малую обитель,
И дай нам сил не повернуть назад.

Он первым шёл во след Мессии…
И путь окончил на кресте.
А стяг Андреевский в России —
Судоводитель на воде.

Он – просветитель Цареграда,
Руси священство – от него.
КорсУнь… И вера – как награда,
А всходы добрые – его.

Так много на Руси Андреев…
Привычно… И ласкает слух.
А где-то в скромной Галилее
Сеть обменял рыбак на Дух…

Окончен вавилонский плен,
И счастлив иудей,
И путь домой благословен,
И край Отчизны вожделен,
Его душою всей.

Но что он видит? Средь степей
Живёт народ иной:
На Гаризиме, как плебей,
Утратив веру средь людей,
Вершит обряд он свой.

И с той поры – в объезд, в обход
Стремится иудей,
Чтоб из Самарии народ —
В глазах еврея сущий сброд —
Не встретить средь путей.
…………
В тот полдень изнемог Господь —
Ушли ученики, —
Дух бодр, но немощная плоть,
(Как трудно естество бороть)
Возжаждала воды…

Колодец вот, и вот жена,
Что в неурочный час,
К воде тайком от толков шла
И боль свою в себе несла,
Вдали от лишних глаз.

Господь забыл, что Человек,
Он Жажду увидал,
Изгой среди изгоев – нет
Печальней участи вовек.
И Бог жене сказал:

«Не осуждаю, не кляну…
Вкуси Любовь мою!
Я Жажду Жизни утолю,
Себя тебе Я отдаю,
Отринь ты только тьму!»

Нет больше грешницы-жены,
Оставлен водонос.
Фотиньи Свет разрушил тьмы
Овраги, тернии, холмы,
Нашёл ответ вопрос.

И с той поры две тыщи лет
Звучат её уста:
«Ступайте Господу вослед,
Да будет каждый обогрет
Любовью со креста».

О, Боже! Дай мне капельку любви…
Я не прошу Тебя теперь о многом…
Хотя лишь это – бесконечно много
В понятиях конечности Земли.