Алексей Дьячков - Штрихи

Себя рисующим я помню с пяти лет, когда изрисовал карандашом все белые, незапечатанные места в книгах из нашей небольшой домашней библиотеки, и был за это наказан родителями. Неплохое творческое начало. Даже помню, что я рисовал – человечков, похожих на колобков с ручками и ножками.

Одно из ярких впечатлений детства – посещение только что открывшейся панорамы «Бородинская битва». Отец принес с работы большой рулон засвеченной фотобумаги, и я всю ее изрисовал Бородинской баталией – метров десять примерно. Рисовал я все свободное от школы время, естественно, в ущерб урокам. А в школе мои тетради по всем предметам были такими: сначала записи по предмету, задачи, формулы и т. д., а с конца рисунки, что в голову взбредет. Все это сходилось в середине, и мне приходилось начинать новую тетрадь. Рисовал я запоем, учителя сначала сердились, а потом перестали обращать внимание. Поэтому учился я средне, можно сказать плохо. Если я не рисовал, то торчал на Москве-реке, вглядываясь в даль, и почему-то наивно ожидая, что вот-вот из-за поворота Филевской поймы покажутся паруса каравелл. Романтическая натура, я любил рисовать корабли, собирал почтовые марки, мечтал о далеких путешествиях. Рисунки я раздаривал друзьям или просто выбрасывал, не видя в них никакой ценности, и у меня ничего не сохранилось. Жаль, ведь я родом из детства.

В нашем дворе, в подвале соседнего, так называемого желтого дома, находилась сапожная мастерская. Мы, дети, почему-то ее очень боялись. Иногда, с опаской заглядывая в подвальные окна, мы видели каких-то страшных и сердитых (так нам казалось) бородатых людей в кожаных передниках и… без ног. Они что-то резали, скребли, приколачивали, но самым странным и необычным был запах, шедший из мастерской, – острый и чем-то завораживающий. Это был запах дегтя, в наше время почти забытый. В общем – преисподняя.

Мне мальчишкой часто доводилось видеть таких же безногих людей, на каталках с подшипниками, со множеством орденов и медалей на линялых гимнастерках, особенно много их было на ближайшем от нас Дорогомиловском рынке. Всегда небритые и нетрезвые, они все дни проводили на рынке, то неподвижно сидя в пьяной полудреме, то, казалось, бесцельно сновали по рынку на своих каталках, проворно отталкиваясь от земли ручными деревянными колодками, звеня медалями и незлобно покрикивая на попадающихся на пути прохожих.

Я не помню, чтобы эти безногие солдаты просили милостыню (в моей памяти этого не осталось), но, несомненно, им что-то подавали и часто наливали, скорее не из жалости – все-таки живыми остались, а сколько не вернулось, – просто понимая, что подобное могло случиться с каждым на той недавней страшной войне. Понимал ли я тогда всю глубину отчаяния этих оставшихся на всю жизнь калеками людей? Наверно, что-то понимал, но до конца не осознавал. Я хорошо помню их глаза, глядевшие исподлобья снизу вверх – в них не было ни злобы, ни боли, ни тоски – в них не было ничего, как будто у этих «получеловеков» истлели души. Детям не свойственно сострадать, но тогда во мне, мальчишке, что-то шевельнулось, а дать определение этому детскому чувству я не берусь за давностью лет.

Детство… Мы все родом из детства. Мне запомнился забавный рассказ нашего друга из Украины Николая Сараина, болгарина по национальности. Он родился в обрусевшем, патриархальном болгарском селе, где-то на границе Украины и Молдавии. Здесь когда-то поселились его далекие предки, бежавшие от турецкого ига. С раннего детства, пристрастившись к чтению, маленький Коля скоро перечитал все книги из сельской библиотеки. Читал взахлеб, полностью погружаясь в увлекательный мир книжных героев, да так, что даже не слышал, как зовет его отец, или просто делал вид, что не слышит, не желая отвлекаться от захватывающего чтения.

Отец, обеспокоенный поведением сына, подумал, что у того плохо со слухом, и решил отвезти мальчика в Одессу, показать врачам-специалистам. Это было первое далекое путешествие тринадцатилетнего Коли, ранее из своего села никогда не выезжавшего. И вот поезд тронулся. Коля прилип к вагонному окну, жадно всматриваясь в незнакомые места. Приблизительно через полчаса поезд остановился на небольшой станции, название которой ошеломило мальчишку. Станция называлась… «Париж». Мальчик удивленно вглядывался в невзрачную станцию: «Неужели здесь происходили захватывающие события из «Трех мушкетеров» Дюма? Неужели именно здесь жили король Людовик XIII, кардинал Ришелье, здесь дрались на дуэлях мушкетеры? Ну конечно, а где же еще! И это так близко от его родного села». Название следующей станции тоже наводило на некоторые размышления – «Лейпциг». А дальше совсем пошли чудеса. Станция «Бородино». В памяти всплыло: «Скажи-ка, дядя, ведь не даром…» Бородинская битва! От восторга закружилась голова. Название следующей станции подтвердило догадки изумленного мальчика – «Тарутино». «Вот это да! Значит, где-то недалеко Москва…» Какой маленькой оказалась Земля, такой уютной и доступной, и Коля подумал, что вся Вселенная вращается вокруг его родного села.