Прошли мы в дом, он открыл старенький комод – средний ящик – и вытащил плоский, большой, размером чуть меньше комодного ящика, свёрток. Развернул старые газеты, потом домотканый, пожелтелый от времени и стирок, льняной холст. И я увидел…
В тонком, чёрном с золотом, обрамлении – голубое небо и холмик, на котором стоят фигуры с нимбами…
– Вот, смотри. Это, можно сказать, реликвия – семейная икона. Соседка наша, Евдокия Матвеевна, покойница, матушка Глафиры-ведьмы, писала…
– Да Глафира-то и не ведьма вовсе! Это дурни молодые деревенские обзывают, а ты и повторяешь, – одёрнула мужа тёща, Анна Ивановна, – Просто женщина несчастная, в детстве умом повредилась… А вам, мужикам, только языками чесать, над женщиной бедной изгаляться! Тьфу!
– Ну ладно, ладно… Что уж там. Сам знаю. Вырвалось только. – Прекратив оправдываться, тесть прислонил икону к стенке между двумя окнами, подозвал меня ближе.
– Вот, гляди.
По центру – это дед мой, Алексей Игнатович. Видишь, он в одеждах чешуйчатых – как у Архангела Михаила бронь. Эт он тогда в Первую Мировую воевал. Контузило его в шестнадцатом годе в августе, да осколок от снаряда в боку застрял – вот он в госпитале и провалялся – аж до марта семнадцатого.
Рядом – бабка моя – Ефросинья Антиповна. Умерла перед самой Отечественной. Ходила заключённым, что канал строили, – да, тот самый, что у Запрудни, имени Москвы, – картошку давать да хлебца немного бедолагам… А один из конвойных – в шутку ли, всерьёз, прицелился в неё из винтовки. А другой в это время сзади подкрался – да и в ладоши хлопнул. У бабушки ноги-то и отнялись. А через полгода и сама угасла. Тихо так. Не беспокоя никого… Видишь, Евдокия Матвевна её сидящей на лавке изобразила? А то, что у бабушки ноги отнимутся – знать не могла. Икону-то закончила в восемнадцатом. Перед самой своей смертью. Аккурат в тот день, когда Федька, Фёдор Кузьмич, муж её, из плена германского вернулся. Потом его ещё председателем сделали. Он и батю моего, Ивана Алексеевича, к лошадям приохотил. И делу шорному обучил. Сам ведь конюхом был когда-то…
Вот он, Фёдор, стоит за бабушкой моей, в полосатой хламиде. Вылитый арестант…
А вот – сам Иван Алексеевич. Батя мой по правую руку от бабушки. Вишь – левую ногу согнул в колене и на лавку опёр… Так батя с войны хроменьким пришёл. Да и нюх потерял – запахи носом напрочь не чуял! Вишь – на иконе нос у него как-то замазан, нечётко нарисован?.. А пятно на лбу – эт та ещё история. Потом как-нибудь расскажу…
По левую руку от деда – мама моя, Вера Михайловна. Дояркой в колхозе всю жизнь проработала. Вот смотри – руки спереди скрещённые, большие какие… Маленькую иконку поминальную держат… Отец маму из села Тарусова привёз. Бывшая тарусовского попа дочка. Отца её в двадцатом расстреляли…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.