Юрик (Юрмет) Нагиев - А весной мы вернёмся в родные горы

В полночь в горах началась гроза. Три часа шёл дождь. Лил, словно из ведра. Ночное небо рассекали яркие молнии, и вся окрестность заполнилась оглушительными раскатами грома. Всю ночь не спал Вели, проверяя дозоры. Тревога не покидала сердце. Почуяв хозяина, сторожевые волкодавы подбегали, виляя хвостами, всем своим видом словно успокаивая: «Видишь, мы не спим! Мы чутко стоим на страже!» На редкий лай волкодава чутко реагировал стоящий в дозоре чабан. Он внезапно появлялся из темноты и также внезапно исчезал, возвращаясь на свой пост, откуда обзор окрестностей был лучше. Лишь под утро, когда его сменил старший чабан Ахмед, Вели пошел немного подремать, набраться сил.

Рано утром Фархад буба позвал сына Вели и шурина Махмуда:

– Больше ни на один день нельзя оставаться в горах. Пойдут заморозки, а там, поди, и снег выпадет. Не выберемся мы тогда отсюда живыми с отарами. И колхозу будет положен конец!

– Что предлагаешь, Фархад? Что же нам делать? Говори! Мы тебя слушаем! – с тревогой в голосе спросил Махмуд.

– Не знаю, – опустив голову, ответил старый чабан.

– Отец! Можно я скажу! – сделал шаг в круг Вели.

– Мы слушаем тебя, – спокойно ответил Фархад буба.

– Попробуем спуститься в низовье Самура. А там что-нибудь да придумаем. Наконец, обратимся за помощью к народу. Уверен, что помогут. – Вели, в ожидании ответа, отошел в сторону. – Возможно, что народ поможет. Да и наш род в стороне не останется, – ответил Фархад буба спокойно.

Немного поразмыслив, он добавил:

– Но надо учесть, что нынче в низовьях Самура была засуха. Им бы самым сохранить домашний скот в зиму. А тут еще и мы «свалимся» со своими проблемами целым колхозом, словно саранча. Нет, не годится!

Фархад буба повернулся к Махмуду:

– Что скажешь, друг?!

– Думаю вот что. У меня нет вариантов, кроме как двинуться на север, в Ногайские степи, – Махмуд помолчал, нервно прокручивая между пальцами козью ножку. – Мы же в молодости как-то гоняли отары по тому прогону. Помнишь?

– Помню, – коротко ответил Фархад буба, – и что предлагаешь?

– На этом пути во многих местах земли захватили местные. И, стало быть, дороги для нас уже нет, – с горечью продолжал пожилой чабан, – могут возникнуть столкновения. К тому же это не простые люди, а так называемые «крутые».

– Что думаешь по поводу предложения дяди Махмуда? – спросил сына старый чабан.

– Я думаю, что опасения дяди Махмуда оправданы. Дорог для перегона отар практически не осталось. Если пойдём, то вынуждены будем перегонять отары по трассам, что связано с немалым риском и для людей, и для животных. А когда отара пойдёт через населённый пункт, то с нашими овцами могут смешаться овцы местных жителей. А сортируя их, мы задержимся в пути, потратим время впустую.

– А вот, что я думаю! – Фархад буба встал, вытянулся во весь свой богатырский рост, – будь, что будет, но надо спасать отары, наш колхоз, наши семьи! Пока мы будем в пути, авось, государственные головы что-нибудь, да предпримут! Мы не пойдем ни к министру, ни к кому-либо еще! Пусть теперь они идут к нам навстречу! – закончил свою короткую речь Фархад буба.

И больше не теряя ни минуты, он негромко крикнул:

– Начинаем перегон!

– По коням! Начинаем перегон! – крикнул Вели.

«По коням! По коням! Начинаем перегон! Начинаем перегон!» – многократно повторило эхо.

– А весной мы вернёмся в родные горы! – крикнул снова Вели.

«А весной мы вернёмся в родные горы! А весной мы вернёмся в родные горы!» – вновь многократно повторило эхо. Чабанские огромные волкодавы, весело гавкая, подгоняли отары по тропинкам, вниз, на равнину. Перегон начался. Впереди чабанов ждала полная опасностей неизвестность.

Это было давно. Я уже сам в том возрасте, в каком тогда был наш школьный учитель. Хорошие были времена. СССР ещё существовал, и ничто не предвещало его скорый конец. Были колхозы и совхозы, октябрята и пионеры, комсомольцы и коммунисты. Правда, коммунисты есть и сейчас…

Мы, школьники старших классов, на летних каникулах записывались в пришкольные трудовые бригады. Нас учили жизни наши педагоги: пропалывать грядки, окучивать томаты, собирать овощи и фрукты, делать прививки саженцам, косить, сеять. Всего и не перечислишь! Двадцать одна грядка, помню, как сегодня, была нормой для одного ученика. Аккурат к багряному закату мы успевали прополоть томаты, стараясь не задевать подросшие кустики. Но чего греха таить-то: многие ученики, в том числе и я, нет, нет, да срезали, после неудачного движения мотыгой, эти сочные, готовящиеся плодоносить, кустики. Чувство вины, конечно же, присутствовало. И мы старались скрыть следы наших «преступлений». Но зоркое око учителя химии K* сопровождало нас повсюду. Одна моя одноклассница особо отличалась в этих «преступлениях». Да она и не старалась особо заметать следы. Была очень прямолинейной девочкой. И такая она нам очень нравилась! Звали её N*. Мы, мальчишки, старались выбирать фронт работы поближе с ней и всячески помогали ей в прополке и в окучивании томатов. – Ой, маменьки! Опять срезала! – то и дело доносились по полю её жалобные вскрики. Мы все спешили к ней на помощь: кто-то окучивал, кто-то глубже закапывал срезанный кустик. Успокоив, как умели, мы вновь возвращались к своим грядкам.