Александр Брюховецкий - Без лица. Рассказы

Михаилу как током пронзило голову: «Не Катя ли это?» потому как была так же божественно красива. Потом прикинул, что телеведущая исчезла с экрана буквально на днях, а труп, конечно же, находится в реке с поздней осени. Но удивительно, что утопленница нисколько не искажена, ни страданиями, ни временем – цвет тела, как у живой… да и вся она в целом пышет здоровьем. Дрожь пробежала по телу Притыкина, страшно ему стало. «Какой же негодяй так разделался с красавицей или сама утопла»? – размышлял он.

Прибежав домой, он долго не мог найти себе место. Хотел позвонить Кабанцову, потом участковому, но передумал. Немного уняв нервную дрожь, Михаил взял фонарик и вновь поспешил к реке. Он внимательно изучил тело: следов побоев не находилось, в общем ничего такого, что свидетельствовало бы о насильственной смерти – она даже сияла вожделенно… После этой несложной процедуры Притыкин неумело перекрестился на всякий случай, и решил никому об этом пока не сообщать.

Весь день он не находил покоя, бегая по избе мучимый странным желанием видеть и видеть утопленницу, а как только стемнело, побежал на реку.

Он находился там почти до рассвета, любуясь в лунном свете своей странной и страшной находкой. Последнее его уже сильно не пугало, потому как сам того не ведая, стал влюбляться в ледяное изображение, принимая это как знак судьбы. Михаил нежно гладил шершавой рукой лёд, под которым скрывалось её лицо, волосы, шептал что-то лирическое, и терзаемый мыслью, что буквально через полтора, два месяца начнётся ледоход и его красавица исчезнет, он решился на отчаянный поступок.

На следующую ночь Притыкин прихватив санки, веревку, топор и ножовку, принялся решительно извлекать свою красавицу из ледяного плена. При этом он старался, чтобы не одна прядь волос не пострадала при этом, не говоря уже об остальных частях тела. Он её, конечно, похоронит потом по-человечески, но сначала пусть она в своём ледяном панцире постоит у Притыкина на веранде: он будет любоваться её. Никто не знает, каких усилий ему это стоило, можно лишь догадываться, как он это проделывал. Но долгий процесс был завершен, и к утру ледяная красавица уже стояла у него на веранде, прикрытая старым половиком.

Часам к одиннадцати с хлебом пришел Вася-утконос, он же Кабанцов.

– Я вот что думаю, – начал он с порога, – Надо тебе, Миха, врачу показаться… этому… пластическому. Может соберет кое-что с ушей, с подбородка, со лба и натянет на дыру… рот, я думаю, не сложно будет сделать – отверстие и всё… а вот с носом будет сложнее, но они ж специалисты!.. А так до ишачьей пасхи ждать надо, пока новое лицо нарастёт. А нарастёт ли, ещё неизвестно.

Притыкин стоял к нему спиной, а когда обернулся, то из рук Кабанцова выпала буханка. Михаил был с лицом, словно оно никогда не исчезало, мало того – оно было с горящими, почти безумными глазами, и с улыбкой до ушей.

– Мать моя женщина, отец большевик! – попятился назад утконос. – Я, кажется, схожу с ума! Нет лица – есть лицо! Это как же?..

– А я влюбился, Вася!

– А кто она, Мишаня? Неужто не из наших краёв? Да и где ты мог найти такую, чтобы влюбиться? А она как же?.. ведь ты без лица был, да и дальше калитки не выходил, разве что ночью?..

– Да ты угадал, она не из наших краёв, приезжая она… приплывшая… – опустил глаза в пол Притыкин. – Но ты только не пугайся, она очень красивая.

– Да я, Миха, уже пуганый перепуганный! Что может быть страшнее человека без лица?

– Страшнее только красивая баба, Вася.

– Покажи, покажи её!

Притыкин показал. Нашатырного спирта в доме не было, поэтому в чувство утконоса приводили с полчаса.

– Она, она уто-пппп-ле-ница-а… – лепетал тот, приоткрывая один глаз. – Ты с ума сошел! Нас с тобою вместе посодют.

– Не посодют, ежели не стуканёшь. Немного баба растает, похороним, как следует.

– Потом снова лицо потеряешь. О, горе мне стобой!

Придя на следующий день Кабанцов уже без особого страха, разглядывал бабу-ледышку, находя её очень красивой.

– Жалко, конечно, будет с ней расставаться, вон какая прелесть неописуемая, просто картинка… и ноготочки разукрашены, тонкая, изящная… а губы, губы, Миша, прям поцеловать хочется!.. И реснички одна к одной!..

Они переворачивали глыбу и так, и сяк, рассматривая всё до мелочей, та лишь потихоньку таяла под их горячими руками.

– Это ж надо такую красавицу изничтожить, – продолжал бормотать Кабанцов. – А может она сама в реку бросилась. Разлюбила видно и в реку!..