Разомлевши от горячего пара, Михаил долго разглядывал свои ноги, руки, шевелил пальцами, удивляясь их безупречному подчинению мысли. Потом напрягал бицепсы и остальное: кожа местами уже пообвисла, но сила в теле ещё чувствовалась – мышцы бугрились, в общем, все анатомические части исправно работали, и Притыкин находил, что он ещё не труп – он ещё запросто может устроить личную жизнь в свои пятьдесят семь. Перебрав мысленно весь свободный женский пол, пришел к неутешительному выводу – все они без лица, да к тому же с приличными довесками в виде детей и внуков.
Перед сном, как всегда, он смотрел вечерние новости на одном и том же канале – ему нравилась телеведущая Катя. Она была тонкой и миниатюрной, с красивыми чертами лица и с обворожительной улыбкой. Когда Катя, после окончания новостей, улыбалась широко и белозубо, то у Притыкина Михаила вся изба переворачивалась – ему было невыносимо хорошо и так же невыносимо тоскливо. Вот такую он смог бы взять себе даже с большим довеском! Красавица, умница! А какая улы-ы-бка!.. Напрягая память, он пытался вспомнить – улыбалась ли когда-нибудь его жена? Кажется – да, но очень и очень редко, а Катя каждый вечер улыбается… Её даже щекотать не надо – говорит и улыбается.
По ночам ему часто снилась Катя. Она протягивала к нему руки, подмигивая глазками, но только Михаил приближался к ней с замиранием сердца, как она исчезала, смеясь. Просыпался он, а в объятиях – бревно. Дурно ему становилось от этого: с вечера – своя бывшая в виде бревна, ночью – Катя олицетворяла холодную и скользкую деревяшку. На следующий день после поминок он распилил это бревно и поколол на дрова – «две бабы – это уж слишком», – бурчал он, складывая поленья в аккуратную стопку.
После этого Притыкин почувствовал себя совсем одиноким. Из дома он не выходил практически после смерти жены, разве что за хлебом и продуктами сходит раз в три дня, а пенсию шахтерскую он давно заработал – принесут. Вот так и коротал время. Иногда приходил всё тот же Кабанцов: посидят, смоля дешевые сигареты, на правительство пожалуются, потом на свою судьбу – баб при этом обязательно «пропесочат» – покойниц и ныне здравствующих. Сходились во мнении, что все они без лица… мол, нет той одухотворенности, обаяния…
Михаил немного пришел в себя и чтобы окончательно отвлечься от всевозможных лишних дум, решил походить на рыбалку. Морозы к концу февраля стали не такими злыми, хотя с утра могло и под минус двадцать пять ударить, но к полудню заметно теплело. Вот только ветерок колючий всё так же заявлял о своем непокладистом характере – дул настойчиво во все щели изб.
Река широкая, и местами где отсутствовал прибрежный лес – продувалась постоянными ветрами, отчего лёд там был чист. Рыба здесь практически не водилась, но Михаил особо и не печалился – развеяться бы…
Попав под ветер на открытом участке, он широко распахнул полушубок, изображая из себя парусник, после чего успешно заскользил по льду к противоположному берегу. Он несся стремительно, подгоняемый упругим ветром – это было похоже на всю его жизнь – от берега и до берега, без любви и счастья, без денег и без славы. Он катился минут пять, но так и не успел осознать для чего ему, Притыкину, дана эта глупая жизнь. Он отъехал от одного берега, теперь прибыл к другому, сзади было рождение, впереди смерть… но если в масштабах вселенной то человек живёт практически долю секунды, размышлял он, и многое, как ни странно успевает сделать. Вот только обустроить свою личную жизнь по своему желанию не может – судьба… и ведь важнее и значимее любви, выходит, ничего и нет!
Он раз десять возвращался назад, подставляя лицо жгучему ветру, потом с восторгом катился в обратную сторону, блаженствуя и философствуя о бренности всего сущего. Ему казалось, что его жизнь наполнялась каким-то глубоким смыслом. Какая-то особая значимость проникала в его естество. Он приходил на реку каждый день, постепенно становясь её неотъемлемой частью, только вот ночью…
Ночью он опять видел Катю… – это было тяжелым испытанием, и он перестал вечерами включать телевизор, чтобы ненароком не натолкнуться на милое лицо. Но через несколько дней не выдержал – включил, но Кати уже не было. Вместо неё передачу вела совсем другая особа. Тяжело переживал Притыкин отсутствие желанной телеведущей, тешился мыслью, что Катя, возможно, пошла в отпуск, а может и вовсе забросила телевидение. Ему показалось, что весь мир стал обезличенным без Кати, и эта страшная мысль заставила вновь лихорадочно ощупывать себя: все части тела были на месте, вот только когда он проходил мимо зеркала…
Читать дальше