Галина Луч - Письма к Богу

– Господи, – заголосила тетя Валя. – Ну, помоги Никите.

Петр Васильевич прошелся туда-сюда по маленькой территории и резко спросил у Лизаветы:

– Ты куришь?

– Да.

– Бросай срочно! Негоже женщинам курить.

– Прав Васильевич, и ты, Светка, заканчивай с дьявольскими привычками, – тетя Валя поднялась с кресла, как глыба. – Я понятно говорю?

– Причем тут мы?! Вы что, теть Валь?

– Какого рожна вы курите, отравляя свой организм и подавая пример детям, а? А ну, отвечай,– Валентина нависла над Светой, как туча. – А ну, как перед Богом отвечай. Что за жизненная необходимость в сигаретах, в вине, а? Твой Стас, небось, уже тоже курит. Пример-то перед глазами.

– Да вы что, мой Стас не курит, вообще это мелочи, – пыталась возразить Светка.

– Из мелочей жизнь складывается. У женщин не должно быть никакого оправдания дурным привычкам. Вон как малец переживает, что мать курить начала. Маленький, а знает, что плохо, вредно. А вы, большие лошади, не понимаете. Мелочи….

– А у меня вообще нет детей, и неизвестно, будут или нет, – Лиза вся раскраснелась и, как школьница, вскочила со стула.

– Права Валентина! Вы женщины, и нет чужих детей. Все дети наши. Это будущее.

– Конечно, Вы всё на нас сваливаете, – закричала Света, обиженная таким напором, – а мужики не при чём?

– Причём, но очень много зависит от женщин. Пусть мужик будет голова, а вы шея. Вот и учитесь шеей работать, чтобы наши головушки вертелись в нужном направлении.

– Красиво говорите, Пётр Васильевич, голова, шея, а в жизни всё сложнее, иногда и шею сворачиваешь, а толку никакого. А я что не пыталась? А муж всё-таки ушёл.

– Здесь ещё мудрость нужна, как инструкция к шее. Сложный вопрос – не спорю. У нас что не семья, то проблема. Вся ответственность за детей на женщин ложится. Как ни крути, вы, бабоньки, за детей отвечаете. Так что, Светик, следи за своим Стасом в оба глаза, а не одним, пока не поздно. – Пётр Васильевич налил себе воды из чайника и залпом выпил.

Вера Петровна сидела тихо в своем уголочке, ни разу не вступив в спор. Она не любила эмоциональные разговоры, но это тема и ее вывела из равновесия.

– Успокойтесь, Светочка. Наверное, нам надо что-то сделать, раз письма на нашу почту попали. Это ведь не просто так. Через этого мальчика мы должны что-то понять. Сделать все, что в наших силах, раз уж мы вместо Бога эти письма читаем.

– Что мы можем исправить? Мы даже не знаем, где он живет, учится.

– Лизонька, нам этого и не надо знать. Мы просто сами должны стать лучше, чем мы есть.

– Если бы я знала, хотя бы школу, я бы этой учительнице мозги прочистила. Это ж надо… для умственно отсталых… в интернат. Да она этому Никите в подметки не годится. Он вон письма Богу пишет, а она его в дебилах держит, – Валентина ударила кулаком по столу. – Надо действовать!

– Что делать-то? – спросила Лиза.

– Еще не знаю, но Вера права. Это нам знак.

Дверь приоткрылась, и Степан просунул свою лысеющую голову.

– Вы чего, бабоньки, кричите на всю почту? Там уже люди столпились. Обед-то закончился. Проблемы серьезные решаете?

– Серьезнее не бывает, Степан. Катимся мы по склону в пропасть.

– Да ты что, Васильевич. В какую пропасть? Кто катится?

– Человечество, – грустно и безнадежно ответил Пётр Васильевич.

– А я подумал наша почта.

– А мы с ним заодно.

– С кем?

– Да с человечеством, Степан.

Вот уже несколько дней Светлана кипела, как чайник. Гнев и раздражение наполнили ее до самой макушки.

Все были какие-то озабоченные, молчаливые и не обращали внимания на бурлящую Светлану. Тетя Валя, сделав свою работу, молча убегала на другую. Лиза вообще перестала разговаривать с коллегами, Пётр Васильевич погрузился в работу. Только одна Вера Петровна вяло пыталась развеять сложившуюся атмосферу.

Наконец-то закончился рабочий день, и Света вылетела с почты, как пробка из бутылки шампанского. Ее больное самолюбие кричало от обиды. Гордыня, как гремучая змея, готова была ужалить любого.

Споткнувшись о камень, Света выругалась, зашла в магазин, купила банку пива и, устроившись на скамеечке, закурила.

«Плохая мать, видите ли. Позаботься о своем сыне… пока не поздно. А я что делаю? Из кожи вон лезу, – обидно было Светке. – А еда… Они хоть понимают, сколько ест подросток. Идиоты. Можно подумать, я какая-то пьяница, проститутка. Как они посмели! Уволюсь. Завтра напишу заявление об уходе".

Допив пиво, она швырнула банку в сторону урны, туда же полетел и окурок. Быстрым шагом Светка направилась через лесопарк домой. Там было тихо, спокойно, только вдалеке шумела компания подростков. Света почему-то свернула с дорожки и направилась к ним. Ребята сидели тесным кружком, как желторотые воробьи, на двух скамейках, пили пиво, курили и матерились, кто во что горазд. Она услышала знакомый голос, не просто знакомый, а родной, единственный во всем мире, ругавшийся отборным матом. Стас сидел на спинке скамейки, возвышаясь над ребятами, с сигаретой в руках. Ее Стас, которому недавно исполнилось 12 лет, которому она отдавала самое вкусненькое, сейчас смотрелся, как сын какой-то бомжихи, пьяницы.