Но уже к вечеру он весьма уверенно взял меня за руку на светофоре. И хотя на той стороне дороги я деликатно освободилась, его жест был недвусмысленный. «Я хочу, чтобы дорогу мы переходили за руку». Почему-то в этом ощущалось именно не терпящее споров «я так хочу!». В моем освобождении читалось «а я так не хочу». Я тогда прямо-таки затосковала от мысли, что он не внял спичу о любви к другому. Странно только, все его прикосновения, подталкивания в спину, приостанавливания меня у двери или столика в кафе были грубые, жёсткие. Совсем не вязались с дружелюбием речи, и, по правде сказать, настораживали. Навевали мысль о двуличии. Но думать плохо о первом настоящем живом голландце в моей жизни не хотелось.
Наши встречи два раза в неделю и обязательная переписка смсками привели мою жизнь в невиданный тонус. Внешне ничего не изменилось. Не изменилась я и внутренне. Но подтянулась как-то. Новое знакомство напоминало мне встряхнутую колу. Пузырьки постоянно били в нёбо и нос. Не больно и не то что бы безумно приятно. Просто пузырьки. Просто не дают расслабиться и держат в напряжении, – тормошат, будят. Новая эра, где что ни день, то Голландия, всё глубже в ее язык, культуру, быт. Разведка боем в тылу Нидерландов.
На пятый или шестой вечер мы зашли к нему и без всяких глупых вопросов стащили друг с друга одежду. Под шум кондиционера и топот сбитых с толку сердечных ритмов превратились в два ярких куска пластилина. Идеально-прямоугольные, разных цветов, мы постепенно становились всё теплее и облепляли друг друга, обтекали объятьями, сминались, перемешивались, сгребались в одну пластичную массу, пока не превратились в бесформенный горячий ком плоти на измятой простыне. И тоже не помню, на каком языке мы передавали друг другу сигналы, что, куда, с какой скоростью… Так хорошо мне не было еще никогда. Хотелось раствориться. Мы натрахались, нашептались и накричались. Это было больше чем секс. Улыбаться, соблюдать этику общения, говорить, что обычно говорят после такого, – или покурить на подоконнике, стряхивая пепел с 8 этажа – ничего этого не хотелось. Оргазм разлился и не отпускал, жалил внутри, расходясь радиацией к легким. Легкие дышали сипло и неровно. Как два приземлившихся парашюта.
– Всё было ОК?
– Да. а.а.а…а…
Зачем этот вопрос, ясно же…
Я сползла с подушки, и свесив голову с края постели, касалась кончиками пальцев прохладного пола. Запястье щекотала цепочка белого золота.
– Ты любИшь что-то другое? Какой секс ты хотела бы иметь со мной? Русские девушки любят секс с голландцы?
Молчу. Это ж надо такую ***ню спросить. Нет, мы со снеговиками любим, мы же русские.
– Ты хОтишь что-то еще?
– уУу.
– Значит это ли «нет»?
– Значит. Определенно.
– Можем мы сходишь в кино или заказать вегетариански пицца… И рассказать друг другу свои… Расскажи мне про… Твои indrukken и gevoelens*… Можем мы говорить это?
– А помолчать мы можем? – пол под пальцами приятно прохладный, я чувствую мелкие соринки, их мало…
– Да. Когда ты хочешь.
– Если.
– Пардон?
– Не «когда». «Если»…
– А, спасибо! Я хотел, чтобы ты рассказела мне, какие любние игры ты любил?
– Какие_сексуальные_игры_ты_любишь.
– Да.
Я молчу. Я же так замечательно кончила. И он тоже. Что еще нужно. Ему – вернуться к изучению языка, он марафонец. Я тут – и я не сплю, значит, должна его учить. Ему надо совершенствоваться. Мне – ничего. Я кончила. Меня нет.
Секс влился в наш режим дня и стал непременным. Словно откажись я хоть раз, и он подал бы в суд по правам человека, обвинив меня в уклонении от взятых обязательств. Я уже заметила, что это его привычка – вводить в повседневность любое понравившееся начинание. Мы пришли к нему в гости, и стали заходить каждый день. Если не к нему, то ко мне. Хоть на пять минут, хоть пописать. Мы взяли с собой на прогулку болонку пенсионерки, что живет от меня через стену, и с того дня я ежедневно должна была аргументировать свое нежелание брать ее на выгул снова. Причем не бабульке, она как раз восприняла этот случай как благодеяние и не помышляла о втором таком. Маартен же, глядя на меня глазами Электроника, у которого в голове всё просто и логично, каждый раз вопрошал «waarom, почему?» И правда, почему мы не посвящаем своего времени соседской болонке! Несколько раз я неуклюже мотивировала это нежеланием, не сильной надобностью бабуле и нам, непогодой, тем, что мы в другом конце Москвы (его это, кстати, не смутило, у нас же такое быстрое и дешевое метро! Меньше евро и сорока минут.) И наконец, измученная, как невеста, у которой не осталось отмазок, почему она не хочет замуж за лопоухого сына маминой подруги, я набрела на гениальный козырь! Бабуля лишится оздоровительных прогулок, и это подкосит ее старое дряблое сердце. Магические слова для голландца, чьи помыслы всегда о социальной адаптации тех или иных незащищенных групп граждан.
Читать дальше