– Вот, гад! – не выдержал Алексей. – Не зря он полицаем был.
– Какой из него полицай?.. – Старик махнул рукой. – Выгоду искал, вот и в полицию подался.
– Все равно же был в полиции, – возразил Алексей.
– Был. Жизнь его темная, незавидная, как и он сам. Да и боялся Евсей немцев, не хотел умирать. Он, что бы ты знал, и в партизанах был.
– В партизанах?
– А как же. – Старик кивнул. – С Романом, братом моим, – его в сорок третьем убили, – в одном отряде был.
– Я и не знал.
– Ты, Леша, много чего не знаешь, много… Да и мне самому не все ведомо. Люди раньше говорили, что батько Евсея не местный, родом из Городка. Мужик пьющий и гулящий. Сидел за кражу. А яблоко от яблони, известное дело, далеко не катится. Потому и Евсей такой… – Старик крутанул головой, огляделся, точно искал подходящее слово и выдал: – Такой, как вьюн – скользкий и гадкий. А главное, работать не хочет и никогда не хотел. Люди постарше это знают… Ладно, давай домой собираться. Наговорились мы сегодня, пора и честь знать.
Старик поднялся, стал укладывать инструмент. Алексей столкнул с песчаного берега осевшую лодку, опустил в воду мотор. Подкачивая в карбюратор бензин, спросил:
– Евсей пятнадцать лет отсидел?
– Вроде.
– А в какие годы он сидел?
– В сорок пятом или в сорок шестом его посадили. А пришел он из тюрьмы уже в тысяча девятьсот шестьдесят первом. Сразу после того, как Гагарин в космос полетел.
– А чего Евсей назад в село вернулся? Люди с ним и говорить не хотят.
– Чего? – Дед Федор на минуту задумался. – Земля своя позвала. Зверь и тот до родных мест приходит. А Евсей все ж человек. Так-то. Поехали…
Заходящее солнце уже золотило деревья. Отражаясь в воде, прыгало по волнам. Лес начал тускнеть. Над ним растворялась едва заметная дымка испарины. Сладко пахло прелью.
VII
Молодежи в клубе было мало: буйный паводок крепче родительского слова держал рубежских хлопцев и девчат по домам. Те, что пришли, уместились в зале для танцев на скамейках. Сидели, подпирая холодные, выкрашенные в зеленый цвет стены, скучающе поглядывали на две-три отчаянные пары, что кружились под заезженные хрипловатые пластинки, перекидывались незначительными фразами.
Несколько парней стояли у дверей, молча курили.
– Может, потанцуем? – предложил Алексей Гале.
– Не хочется, – отказалась она. – Лучше пойдем, погуляем…
Провожаемые любопытными взглядами, они вышли из клуба и, не сговариваясь, направились к реке.
– Ты чего такая грустная? – спросил Алексей.
– Так.
Девушка пожала плечами.
– Что-нибудь дома?
– Не знаю, – Галя улыбнулась, но улыбка вышла какой-то виноватой, жалкой. – Как-то все не так у нас.
– Почему?
Алексей с тревогой взглянул на Галю.
– Ты опять уезжаешь.
– Я приеду.
– Приедешь… Не в этом дело. Я хочу, чтобы мы постоянно были вместе. А то ты – там, я – тут. Боюсь я чего-то, боюсь… Да и мать моя недовольна. Говорит, обманешь ты меня.
Да ты что?.. – Алексей обнял Галю, прижался щекой к ее пахнущим мятой волосам. – Мы будем вместе, подожди немного…
Сказав это, Алексей замолчал: он не знал, когда это будет. И будет ли вообще. Жизнь, вначале такая простая и ясная, особенно в школьные годы, оказалась гораздо сложнее и труднее. Отслужив два года в армии, Алексей оказался на распутье: не было пока ни профессии по душе, ни квартиры в Минске, где работал, ни денег в запасе. И будущее виделось смутно, как дальний тополь в ночи.
Галя, почувствовав невеселое настроение Алексея, взяла его за руку:
– Я буду ждать.
– Ты правду говоришь?
– Да…
Алексей благодарно сжал мягкую ладонь Гали.
– Я часто думаю о жизни. Вообще о жизни и своей личной в частности. И знаешь, пришел к выводу: человек по своей природе не слабый, но только в том случае, если к чему-то стремится.
– А ты к чему стремишься? – прямо спросила Галя.
– Для начала твердо стать на ноги.
– В каком смысле?
– Во всех смыслах, – прямо ответил Алексей. – В профессиональном, материальном, служебном, если хочешь. Только в этом случае можно быть собой. В хорошем смысле этого слова. Жить для себя, своих близких, просто для людей.
– Наверное, это немало, – предположила Галя.
– Наверное, – согласился Алексей.
Река встретила их холодом. По ее свинцово-темной поверхности гулял порывистый ветер. На затопленные огороды, улочки и переулки волны выбрасывали грязную пену. Чаква предостерегающе шумела.
– Хочу тебя спросить кое-что…
Читать дальше