Хелью Ребане - Публичное сокровище. Повесть. Только для женщин

Я столько раз переигрывала дату нашей новой встречи… Мне так хотелось, чтобы это был какой-нибудь важный день, например день его или моего рождения, новый год… А получилось – дефолт.

В вагоне я втиснулась на сиденье между читающей жещиной и мирно посапывающим подвыпившим работягой. На следующей станции полвагона вышло. Напротив меня уселась девушка с маленькой лохматой собачонкой. Умильная мордашка собачки выглядывала из плетёной сумки. Поезд тронулся, собака занервничала и вылезла из сумки девушке на колени. Худенькая, лохматенькая. Сосед-выпивоха проснулся и перестал валиться на меня. Удивленно таращась на собачку, он громко, на весь вагон, произнес:

– Надо же, какой «кабыздох»!

Хозяйка собаки покраснела.

– Слышь, – продолжал мой сосед, обращаясь к ней, – эт что за порода такая?

Девушка молча потупилась.

– Не хочешь говорить, не надо, – миролюбиво отступил сосед, закрыл глаза и снова доверчиво склонил голову мне на плечо.

Дома, включив телевизор, я обомлела. Шли новости. Из выхода метро «Пушкинская» валил густой дым. Из дымовой завесы появлялись пошатывающиеся люди в окровавленной одежде. Кого-то бегом выносили на носилках. Какого-то мужчину расплющило и припечатало к обгоревшему ларьку в подземном переходе. Как я узнала уже потом, в магазине «Берегите голову» во время взрыва вниз посыпались осколки зеркального потолка. Как назвали, так и получилось… Повезло, что в магазине не было покупателей. Какое счастье, что я забыла дома квитанции…

Перед сном, в постели, меня кольнула мысль – мама не позвонила. Чтобы узнать, уцелела ли я. Трагическая новость облетела уже весь мир. Значит, и Таллинн тоже.

Из беспокойного сна с кошмарами меня освободил звонок телефона.

– Сильви, привет! Извини, в понедельник не смог приехать. Целых два часа искал ключи от машины. Представляешь, в кармане пальто была дырка, и они провалились за подкладку. Потом было уже поздно. Не хотел тебя будить.

Нет, не представляю … Сейчас тоже поздно , но разбудил. Пальто – в проливной дождь? Потерявшиеся ключи в качестве аргумента уже фигурировали. Кроме того, после понедельника были еще вторник и среда. Значит, приехать помешала дырка … Вот что, милый , сегодня ты действительно позвонил слишком поздно . Лучшие цыплята уезжают завтра в Таллинн. Оттуда улетают в Париж.

– Если не спишь, я сейчас приеду.

Следовало бы хладнокровно сообщить об отъезде и повесить трубку. Но… тот человек, наклонившийся к окошку ларька в подземном переходе. Он хотел что-то купить и вот… На его месте могла быть я. Мог быть Стас. Как все ничтожно в сравнении с этим.

– Не сплю, – ответила я сухо. – Я же с тобой разговариваю.

– А может, ты во сне разговариваешь.

Не смешно.

– Ты уже знаешь, что случилось на «Пушкинской»? – спросила я. – Я там была всего за полчаса до взрыва.

– А… да, – сказал он. – Сволочи.

Мы лежали в обнимку в темноте. В углу комнаты на экране телевизора снова мелькали жуткие кадры. Стас, горячий, безмятежный, надежный , был рядом. Когда он со мной, я чувствую, что он надежный…

– Я хотела бы, чтобы ты был рядом, когда я буду умирать, – сказала я. – Знаешь… в те годы, что мы не виделись, я как-то раз попала в инфекционную больницу. В палате на соседней кровати умерла старушка. Дочь привезла ее в больницу, но в момент смерти ее, естественно, там не было. Я лежала и думала о том, что так неправильно. Умирать в одиночестве. Что для меня и смерть не была бы страшна, если бы ты сидел рядом и держал меня за руку.

– Верю, – сказал он, словно мы участвовали в передаче «Блеф-клуб». Но это «верю» умилило меня, как умиляет первое слово ребенка. Первое «верю» от него за два года, что мы снова были вместе. После десятилетнего перерыва я застала его, не верящим уже ни во что. А самое главное – не верящим мне .

Было далеко за полночь, когда я, в ночной рубашке, вышла в прихожую его провожать. Я сожалела, что оплатила путевку. Как сказать ему об этом?

Прижав голову к его широкой груди в голубой, хорошо отутюженной сорочке, я начала:

– Знаешь…

И тут мне вспомнился понедельник, горькое бесплодное ожидание. Я невольно всхлипнула. Он резко отстранился.

– Тушь, – сказал он. – Запачкаешь мне рубашку. Это может меня скомпрометировать.

Слезы мои мгновенно высохли.

Нет, не буду ему ничего говорить. Уеду. Навсегда.

Верхние места в поезде пустовали. Совсем недавно, когда Эстония была еще советской республикой, между столицами курсировали три, всегда переполненных, поезда. Во время «перестройки» отменили сначала самый медленный и дешевый поезд, который шёл через Печоры. Затем один из двух поездов через Нарву. Билеты подорожали. Поток пассажиров превратился в хилый ручеек. Внезапно распахнулись ранее наглухо заколоченные двери в Европу. Поток хлынул туда. На Москву остался только фирменный поезд «Эстония».