Поскольку доулы несут дзен и просветление, то должны a priori владеть качествами фертильного наставника, то есть обладать навыком материнства, живинкой в меру феминистского экзистенциализма, пренебрежением к советам идиотов-педиатров и стройной подтянутой фигурой несмотря и вопреки. Последнее условие особо важно, поскольку несёт посыл и подаёт надежды. И вот тут-то у Алины, как раз, затык. Не берусь судить, насколько проблема надумана, но очевидно, что она всё же имеет место быть скорее не на бёдрах и боках, а где-то в нейронах головного мозга в виде большой, могучей кучи флуда. И эта куча флуда обильно удобрена сленговым навозом. К слову, бжу – соотношение белков, жиров и углеводов, необходимых для контроля физической формы. Всё молниеносно складывается на свои места.
– Как зачем? – искренне не поняла вопроса Алина, наматывая на вилку пасту карбонара, заказанную в итальянском дворике через квартал. – Мой внутренний хомяк гневно топает лапами и трясёт набитыми щеками.
– Очень образно! – похвалил я Алину, догадываясь о чём пойдёт речь. Конечно, о фитболе и анекдотичных трениках с пузырями на коленках. Потому что, когда Алинин хомяк начинает чем-то там трясти, все разговоры неизбежно сводятся к мячикам, калориям и клубу анонимных обжор.
Так вот: обычно я лояльно отношусь к модным изменениям языка. Но те фортели, что вытворяют эти анонимцы не входят ни в какие рамки. Для меня, как для представителя мужского племени, исключительно интересен и тот факт, что при всех треволнениях и ипохондриях Алины, она чувствует себя вполне востребованной мужчинами и всячески пропагандирует боди-позитив. Если это не ханжество, то что?
Впрочем, задаваться подобными вопросами лучше про себя. Словоохотливость Алины как качество личности следует уважать и ни в коем случае не обрывать на полуслове. Поэтому самое интересное в нашем разговоре-монологе случается где-то на пятнадцатой минуте, когда в моём кармане тихо, но настойчиво тренькает телефон.
Не подумайте, что я брезгую общением с Алиной. Путанность узуса вкупе с косностью её суждений по-своему ценны. После таких спичей я и сам нет-нет, да и начинаю засматриваться на собственное отражение в зеркале, подумывая всё чаще о самокритике и пеших прогулках. Но телефонный звонок на поверку оказывается больше, чем порцией информации. Я получаю короткое, в несколько предложений изложение неприятного сюрприза, после которого я, опалённый праведным возмущением, восклицаю:
– Юлиан, нельзя вот так просто взять и уволить по телефону человека!
Алина сморгнула изумление и затихла, понимая, что это я – тот самый человек.
– Фактически, – холодным, бесцветным голосом процедили на том конце трубки, – тебя никто не увольняет. Договор, подписанный Сергеем Владимировичем, остаётся в силе.
– Какой толк от договора, если одна из сторон его не исполняет?
– Слушай, прибереги эти сотрясения воздуха для кого-нибудь другого. Я всего лишь исполнитель. Мне было поручено сказать тебе, и я сказал.
– Приберечь, говоришь? – я нервно помассировал шею горячей, вспотевшей ладонью. – Я так и сделаю! Нет, серьёзно, так и сделаю. Где сейчас Сергей Владимирович?
– Сергей Владимирович занят, – быстро перебил меня Юлиан. – У него сегодня интервью на радио, потом встреча с читателями, автограф-сессия. Ну, ты знаешь, это всегда надолго.
– Встреча в Доме книги?
Судя по реакции моё предположение оказалось верным.
– Послушай: давай без истерик, да? – Юлиан запыхтел в трубку. – Ты сейчас поедешь домой, хорошенько проспишься, а завтра…
Я отключил телефон и встал из-за стола.
– Всё нормально? – спросила Алина. Мой растревоженный вид говорил, что это не самый уместный вопрос.
– Одолжи машину, – попросил я. – На пару-тройку часов.
– Не больше, – после секунды раздумий подытожила Алина. – Мне в пять забирать Сержа.
– Я помню, – сказал я, прекрасно зная, что пятилетнего Сержа из детского сада всегда забирает муж Алины Левон, за исключением вторника и пятницы. Сегодня вторник, а значит…
– У мужа сегодня хоккей, – томно вздохнула Алина, доставая из сумочки ключи с брелоком иммобилайзера. – Он считает его самым важным видом спорта для мужчины… после секса, конечно! – И она похотливо хихикнула, но перестаралась: получилось, как у актёра уровня массовки.
– Переигрываешь, подруга! – честно предупредил я Алину и, послав ей воздушный поцелуй, спешно выбежал на улицу.
Давайте отвлечёмся и представим на минуту следующую ситуацию: допустим, вы пишите остросоциальные стихи, вскрываете, так сказать, пороки общества, обнажаете всю правду-матку. В издательстве, где вы хотите публиковаться (а вы, естественно, хотите, прям аж до боли, до истерик!), говорят откровенно, без обиняков, прямо вам в лицо, что в наше время поэзию монетизировать невозможно. Ну, мол, было когда-то клёво читать стихи, а теперь это нафиг никому не надо. Ну, вы возмущаетесь там, разумеется, приводите в пример Полозкову, Астахову, на что получаете откровенно сексистский ответ относительно чего-то такого, что есть у Полозковой и Астаховой, но нет и никогда не будет у вас. Ответ выходит грубоватым, поэтому издатель, чтобы как-то сгладить неделикатность, хлопает почти по-отечески вас по плечу и даёт совет: хотите публикаций, пишите прозу, у нас подход, знаете ли, к литературе старорежимный: то есть чем толще, тем лучше.
Читать дальше