Александр Шорин - Ось второго порядка

Ночь пролетела незаметно. От такого обилия информации голова у меня была совсем лёгкой, ноги от бессонной ночи – тяжелыми и ватными.

«Человек он, бесспорно, талантливый и неординарный, – думал я об Алексее. – Притягивает к себе, как магнит, но в то же время есть в нём что-то отталкивающее – то ли манера свои „мелкие“ недостатки, такие как небрежность в одежде, выставлять напоказ, то ли то, что слишком он любит (и умеет) завладевать всем вниманием собеседника».

Утром я отвёз их на вокзал (Ирина была немного сонная и от этого больше прежнего напоминала ребёнка) и, дождавшись отправления поезда, поехал на автобусе домой – отоспаться и собраться с мыслями. Слава богу, была суббота – нерабочий день.

А «утром», которое началось, когда уже начало темнеть, я неожиданно вспомнил нечто важное. Так «долбануло», что даже зубную щётку вынул изо рта, так и не дочистив зубы. Сплюнул пасту, прополоскал рот и, задумавшись, прошёл на кухню, закурил.

Нет, просто «вспомнил» – сказано неправильно, скорее я вспомнил о том, что нужно что-то вспомнить. То, о чём думал утром, перед тем как заснуть.

Сначала вспомнил, что обещал себе написать статью о гадании, потом – о впечатлении от Алексея и Ирины. Сегодня Алексей казался мне человеком, которому для жизни, как воздух, как никотин его бесчисленных сигарет, нужно внимание людей. Он казался мне похожим на гениального актера, который живет тем, что ежедневно получает эмоции от оваций бесчисленных зрителей – и только так самоутверждается и чувствует себя в форме. Ирина же, в отличие от вчерашнего дня, когда она казалась мне почти ребёнком, вспомнилась почему-то печальной, даже несчастной.

Наконец я вспомнил разговор – где-то между Кантом и адюльтером, – который выглядел сегодня исключительно важным. Алексей рассуждал о людях, деля их на тех, «кто играет» и «кем играют»: он рассуждал о том, насколько многого может на самом деле добиться любой человек, и насколько малое число людей этого добиваются.

– Вот ты, – говорил он, – мог бы стать миллионером или наёмным убийцей, а может быть философом или священником, но предпочитаешь оставаться обычным человеком .

Меня это задело. Я начал оправдываться, говорить, что я журналист (на что Алексей тут же едко заметил, что журналист – значит профессиональная проститутка, на что я даже не нашёлся сразу, что ответить), что я уже многое повидал в жизни, много где был и совсем не считаю себя «обычным »…

– Журналистика, а в особенности газетная, вообще вымирает, причем вымирает как раз из-за своей продажности, – говорил Алексей. – Если телевизионные новости от простоты восприятия продержатся ещё долго, то газеты будут со временем терять вес.

– Но в печатное слово-то ты хотя бы веришь? – спрашивал я.

– Конечно. Иногда это даже слово журналиста в газете. У каждого приличного журналиста бывают в жизни хорошие статьи, хотя бы несколько – сам когда-то работал в газете, знаю. Но это – лишь исключение, подтверждающее правило: большинство статей либо «заказные», либо откровенно «жёлтые». Первые направлены на формирование общественного мнения, вторые рассчитаны на сиюминутный интерес читающей публики. Заметь: люди, имеющие доступ в Интернет, газеты читают исключительно редко, а большинство людей их вообще не читают, а «просматривают». А слово – настоящее слово – можно найти в книгах, да и то не во всех.

– Эта точка зрения не новая, она опровергается временем… – начал было я.

Алексей в ответ лишь вздохнул:

– Тяжёлая у тебя профессия. Не позавидуешь никому, кто душу продаёт ежедневно, причём «кому хошь» и за гроши. Хотя… иногда ради нескольких «золотых» статей стоит всю жизнь проработать в журналистике. Иногда даже ради одной.

А потом он взял гитару и спел мне песню, которую назвал «Балладой о честном журналисте»:

Были в ней такие строчки:

И конец:

– Не обижайся, – сказал он, закончив петь. – Не так уж плохо я отношусь на самом-то деле к вашей журналистской братии, как видишь.