Илья Коган - Маленький Фишкин. Быль-небылица

Волчий вой разбудил спящих.

– Что это? – спросила мама. Но тут же забыла о своем страхе. – Ты почему не спишь! – накинулась она на лежащего рядом мальчика. – И другим спать не даешь! Людям с утра на работу! Гаси свет, бессовестный мальчишка!

Мальчик нехотя оторвался от книжки, сунул ее под подушку и потащился к выключателю. На обратном пути он несколько раз натыкался на чьи-то руки и ноги. И слышал раздраженное бормотание. Яснее всех проворчала тетка Фрима:

– Чтоб ты был здоров… читатель!

Волк выл, пока набежавшее облако не погасило луну. Тогда он тенью проскользнул в кладбищенские ворота и затрусил по аллее. Волк бежал, принюхиваясь к сырым запахам земли. Запахи становились острее. И вдруг они заставили волка вздыбить шерсть на загривке и оскалить зубы.

Свежий могильный холмик был завален лапником и цветами. Резкими ударами лап волк разбросал еловые ветки. В стороны полетели комья земли. Когда когти заскребли по дереву, зверь повалился в яму и стал перекатываться с боку на бок.

Где-то за оградой протарахтела машина. Волк выскочил из могилы, отряхнулся и заспешил к сторожке, притулившейся рядом с заброшенной церковью. Через пару минут в сторожке зажегся свет…

Мне было хорошо. Я сидел на могильной плите, мурлыкал что-то и щурил глаза на солнце. Желтый круг разбивался на цветные иголки, и я мог заставить их крутиться в разные стороны…

Мне было бы совсем хорошо, если бы рядом не дымил Сюня. Свернутая из газеты цигарка то шипела, то стреляла обрезками соломы. Солому Сюня рубил котлетным секачом на деревянной доске. Потом он сыпал на доску махорку и долго перемешивал кучку до золотистого цвета.

– Фартиг! – говорил он, сметая кучку в кисет.

– Цидрейтер! Батрак! – плевалась тетка Рейзл, каждый раз отмывая доску перед готовкой.

– Ну что? – спросил я Сюню. – Читать дальше?

– Читай… – согласился Сюня.

Я снова раскрыл книгу и продолжил:

– … Ямщик поскакал; но все поглядывал на восток. Лошади бежали дружно. Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла, и постепенно облегала небо. Пошел мелкий снег – и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась мятель…

Я читал «Капитанскую дочку». Сюне вроде бы книжка нравилась. А уж про себя я и не говорю!.. Я в первом классе, как только научился читать, записался в библиотеку и взял там всего Пушкина в одном толстом томе. На каждой странице было по две колонки, буковки были маленькие, но я все равно ухитрялся читать книгу даже на ходу. Читал-читал, да и потерял. И до следующей осени в библиотеке не показывался. А во втором классе опять туда записался. Про меня, видно, забыли и снова выдали Пушкина!

– …Пугачев сидел в креслах на крыльце комендантского дома. На нем был красный казацкий кафтан, обшитый галунами. Высокая соболья шапка с золотыми кистями была надвинута на его сверкающие глаза. Лицо его показалось мне знакомо…

– Интересно девки пляшут! – перебил мое чтение чей-то голос. Рядом с нами, как из-под земли, вырос цыган Ефрем.

– Прям заслушался!.. Это кто ж такой рОман тиснул?

Он так и сказал: не роман, а рОман. А потом поправился:

– Кто сочинил-то?

– Пушкин…

– А правду говорят, что Пушкин нашим… ромом был? Из цыган? И кочевал вместе с нашими?..

– Не знаю… Здесь написано, – я ткнул пальцем в книгу, – что его прадедом вроде бы негр был…

– Ну ты еще скажи, что Исус Христос был евреем!

– Да? – удивился я.

Ефрем был не простым цыганом. Говорили, что он «король», главный в цыганском таборе. Табор стоял за кладбищем, мама строго-настрого запретила даже подходить к нему. Но два раза в день весь табор проходил под нашими окнами. Женщины в пестрых платьях тащили на руках чумазых малышей, дети постарше цеплялись за их юбки. Старухи визгливо покрикивали на подростков… Вечером они возвращались, еле волоча ноги, с узлами и кошелками, набитыми старьем. – Наворовали!.. – шипела им вслед тетка Рейзл.

– Ну, так что, казаки! Продаем корову? – Ефрем давно приставал к нам. – Совсем старая корова, скоро доиться перестанет… А я хорошие гельд дам!

– Она наша, что ли! – повторил я в который раз.

– Ваша, не ваша, какое дело… Скажете – украли… Или сама сбежала, на волю захотелось. Как цыгану…

– Гей ин дрерд! – решительно отвернулся Сюня. – Мишугене копф!

– Не мил я вам!.. А я ведь со всей душой!.. – И он пошел, пошел по дорожке перебирать сапогами: