Владимир Свердлов - Дела небесные, земные… Взглядом программиста

********

Планы на жизнь рушились. Отец, отставной офицер-подводник, звал вернуться. И даже обещал отдать ей свой «москвич». Вернуться? «Москвич»??? У неё была новенькая красная «королла». Правда, её пришлось продать. Новые друзья, с которыми так приятно и легко было на пикниках, предложили ей за машину в два раза меньше, чем она стоила. Но пришлось продать. Жизнь пошла не по плану, и с этим надо было что-то делать.

Она, впрочем, уже знала что. Она поняла это, когда муж лежал на больничной койке, и стало понятно, что он оттуда уже не выйдет. Выход был простой. Найти мужчину. Глупые французы с их «шерше ля фам». Хотя, конечно, французское вино и сыр… Но искать женщину??? Она предпочитала проводить время с мужчинами.

Это было правильное решение. Оставалось немного подождать. Врачи говорили – немного. Недели две. Ну месяц. Жизнь должна идти по плану.

********

Он чувствовал, как в её мозгу лихорадочно прокручиваются варианты. Эти варианты добавляли ему мучений, боли и тоски, но он любил жену, он знал, что их линия времени скоро прервётся, и он понимал, что две самые любимые его женщины, единственные, для которых он жил и творил, остаются теперь без него. Он смирился с тем, что она будет с другим. Что не ему суждено в старости ходить с ней по берегу, держась за руки, глядя на заходящий диск солнца.

Он всегда заботился о своих двух женщинах – о жене и дочке. Когда он ушёл из госпиталя, он положил перед своей женщиной брошюру местного колледжа и открыл ту страницу, где были вечерние классы, которые вёл русский профессор. Он знал, что с языком у неё плохо, и русский учитель был единственным, кто мог помочь.

********

Войдя в аудиторию в первый день занятий, она окинула всех взглядом и выбрала место в третьем ряду в центре – перед доской и перед столом где уже сидел, раскладывая бумаги молодой профессор.

Вовремя исправленная запись в Книге исполнилась. Он ушёл.

********

На заседании Совета Наблюдателей отметили первый успех в операции. Он принимал поздравления. Он – профессионал. Но что-то непривычное вдруг кольнуло где-то там, глубоко внутри. И Старик впервые внимательно посмотрел на него. Но сейчас – не до сантиментов и психоанализа. Надо работать. Остальное – потом.

Он весь погрузился в работу. Его стол был завален исписанными клочками бумаг с набросками, схемами со стрелочками разных цветов, форм и направлений. Обрывки разных мыслей – что-то зачёркнуто, что-то подчёркнуто, обведено, двойные и изогнутые линии на полях, восклицательные знаки…

Иногда он вносил какие-то записи в свой черновик. Он знал, что инструкции категорически запрещают вести личные дневники, но он давно уже пользовался некоторой негласной свободой. Он работал, и он любил эту работу. Его ценили в Канцелярии. И на его тетрадку, которую он держал в ящике под кипой хламья, Служба Безопасности пока закрывала глаза.

Тишина в доме, заваленном пустыми коробками и давно не убираемым хламом, прерывалась слабым гулом ветра в каминной трубе. Большой обеденный стол с потухшим огарком свечи в серебряном канделябре был завален горами исписанной бумаги. По расположению пыльных стульев угадывалось, что когда-то здесь за совместными трапезами собирались люди, но давно уже к столу никто не садился и свечи в канделябрах никто не зажигал. Единственное место, не несущее следов давнего запустения, – угол возле камина, в котором помещались два покрытых белыми шкурами кресла оранжевой кожи. На каминной полке темнели давно не протираемые от пыли сувенирные кружки, глиняные безделушки, и в центре – часы домиком. Полусгоревшие дрова и толстый слой пепла заполняль камин.

– Камин тоже с тех времён не зажигал? – спросил один из сидящих в кресле мужчин и поставил бокал с коньяком на столик.

– Да.

Ответивший, с заметной проседью в усах, отпил из своего и поставил его рядом.

– Дрова – с тех времён. И тот же пепел. Все, как было в то Рождество.

Две руки протянулись к столу, два бокала совершили полукруг и вернулись на своё место. Мужчина с седыми усами смотрел на прямоугольный след на стене. Снятая со своего места и повернутая лицом к стене большая портретная фотография была покрыта паутиной. Наступило молчание.

– Она была студенткой в моём классе. Я преподавал в колледже. Вечерние классы – в основном для взрослых. Перед началом семестра профессорам выдают списки студентов. Я переносил имена в свой журнал и обратил внимание на русское имя. Класс был как класс. Лекции, проверки заданий. С заданиями у неё было не очень, и она часто присылала письма с вопросами. Эти её письма я до сих пор храню, только компьютер тот больше не включаю. Ближе к концу, когда работы усложнились, она стала приходить на консультации. Сидела, ждала, пока я закончу с другими студентами, писала свои программы. Вступала в разговоры. Она была привлекательна и красива, но, ты понимаешь, – я же преподаватель. Профессиональная этика и всё такое.