Сергей Берсенев - Дорога в облака. Проза

Эта слепая вера длилась довольно долго – до 1986 года. Именно тогда жена принесла мне объявление о приёме в Литературное объединение «Московские зори» при ДК «Москворечье». Оно было платным (5 рублей в месяц), но, как оказалось, эти деньги пошли впрок.

ЛИТО базировалось не в самом Доме Культуры, а в помещении, принадлежащем ему. И находилось оно тоже на Каширском шоссе в двухэтажном полуразвалившемся здании, в захолустном дворике. В подобных, по соседству – ещё прозябали люди. Когда я вошёл за полчаса до начала, там уже расхаживал по большой комнате худощавый человек с бородой и длинными волосами лет сорока пяти-пятидесяти. А за продолговатым столом сидела интересная женщина того же возраста и пожилой мужчина с умным, проницательным взглядом.

– Здравствуйте, – поприветствовал я всех, – Мне бы – в «Московские зори»…

– Вы как раз пришли по адресу, – ответил бородатый и представился, – руководитель Литературного Объединения – Весенний Игорь Борисович. А Вы —поэт?

– Не знаю, – замялся я, – Сергей Берсенев меня зовут… А поэт ли… Не мне решать. Нигде не учился, нигде не занимался. Принёс несколько тетрадок на ваш суд.

При этих словах женщина как-то снисходительно посмотрела: мол, понятно всё с тобой – ещё один бездарь.

– Располагайтесь, пожалуйста, – продолжил Игорь Борисович, – Послушаем Вас… Вы в курсе, что занятия у нас платные?

– Да, я принёс деньги…

– Хорошо, в конце сдадите: может, вам не понравится у нас. На критику не обижаетесь?

– Да вроде – нет…

Всего в этот раз набралось человек десять… Красивую женщину звали – Анна Михайловна Станиславова, и стихи мне её очень понравились. Как и стихи пожилого мужчины – Сенниковского Валерия Германовича. Он также выделялся здравыми критическими высказываниями. По возрасту мне ближе всех были Евгения Скрипицына (Скрин) и Марина (фамилия, к сожалению, осталось в прошлом). Не мне тогда было судить об уровне авторов. Это сейчас я понимаю, что не все соответствовали высокому звания поэта, и я сам в первую очередь. Но, как помню, намеревался удивить присутствующих гениальными строчками.

Когда Весенний объявил мою фамилию, я набрался смелости и вступил на новую тропу жизни:

Да, да… Вот это именно стихотворение и отметил Игорь Борисович чуть позже, досконально изучив мои «нетленки», а остальное посоветовал отправить в архив. Как и многих начинающих, самонадеянных пиитов, меня подначивала обида: мол, не оценили, не поняли! Надо идти туда, где поймут! Но внутренний голос уговаривал не торопиться. Тем более подбодрил и дал несколько ценных советов Валерий Германович.

«А что? Может, и в самом деле это я неправ?» – подумал я и остался.

Два раза в месяц (хорошо, что Весенний проводил занятия по субботам) я бросал самые неотложные дела и спешил в мир, совершенно непохожий на тот, который окружал меня до сих пор.

Нет, дело не ограничивалось только посиделками, чтением стихов, их анализом и чаепитием. Игорь Борисович выборочно, по какому-то учебнику стихосложения, знакомил с теорией поэтики. Сам он был членом Союза Писателей России, по его словам, вступившим через совещание молодых писателей, и имел право вести литературные объединения официально. А ещё читал нам стихи довольно-таки редких в то время поэтов. Так я открыл для себя Николая Гумилёва, чьё творчество оказывает на влияние и по сей день. Гийом Апполинэр, Юргис Балтрушайтис, Артюр Рэмбо… Каждый раз как будто кто-то из них незримо с нами присутствовал.

Спустя какое-то время я начал понимать, что написанная мною дребедень и гроша ломанного не стоит. Даже кот Васька дома это почувствовал и, не мудрствуя лукаво, один раз написал критическую лужицу на стопку тетрадей, по рассеянности забытую мной на кухонном столе.

Новые строчки стали появляться постепенно. Сначала были неуклюжими, но уже авторскими. Я прислушивался почти ко всем. Игорь Весенний был строг, но справедлив. Валерий Германович взял меня «на поруки». Анна Михайловна подбадривала тёплыми словами. Прошло несколько месяцев, и я почувствовал себя своим. Мне казалось, что я уже не первый год посещаю «Московские зори». И немудрено: тот мир, в котором я зарабатывал деньги диаметрально отличался от нового. Причём, проигрывал по всем пунктам. Здесь я открыл в себе способность творить искренне, а не вытворять надуманно, прозябая в рутине.