Марьяна Гармин - Ангел в ночи. Забытые дневники

– Это профком? Здравствуйте Галина Михайловна, – Тарасик лилейно заулыбался и закачал головой, – Угу, угу…, – он весь превратился в большой елочный шарик, ослепляя наших трудяг, – Вас беспокоит Лизунов Тарас Петрович. До нас дошли слухи, что у нашего директора новая любовница. Это правда? А как же Таисия Михайловна? – немного подождав и наигранно вздохнув, он продолжил, – А то уж мы расстроились за Таисию Михайловну, – довольный ответом Лизунов отошел к соседнему столу, за которым сидела парторг отдела Галина Николаевна Шишкина.

– Ой, Галина Николаевна, – начал Тарасик наигранно расстроенным голоском, – В профком звонил. Представляете, какая неприятная новость: у нашего Генриха Сигизмундовича новая любовница, говорят, что директор шестой городской аптеки. Я сейчас звонил в профком, наведался у Галины Михайловны об этом. Она мне сказала, что все это в прошлом. Они уже помирились с Таисией Михайловной, а директоршу из шестой аптеки он бросил.

– Кто такая Таисия Михайловна? – шепотом спросила Аленка.

– Любовница нашего директора и по совместительству главный экономист завода, – мягко улыбнувшись, тихо, по заговорщицки промолвила Серафима, прижимая голову к стеклу, – Она у него в любовницах со старшей группы детского сада. Он от нее периодически бегает к другим любовницам, но потом снова возвращается, – Серафима махнула рукой, – А, старая история. Правда, говорят, что у него этих любовниц по городу, как… – она мотнула головой и что-то скороговоркой выпалила, – Штук пять или шесть.

– Не директор, а сексуальный маньяк, – Аленка возмутилась.

– Гаремы – привилегия начальства. На то она и власть, чтоб ей злоупотреблять, – Серафима тяжело вздохнула, – Будешь руководством, тоже заведешь себе сераль.

– Похоже, что жизнь заводских «звезд» принадлежит народу, – засмеялась Ленка.

Они сидели и разговаривали, когда дверь отворилась настежь, и на пороге с трубкой в руках появился Горбатько. Медленно оглядев комнату, он направился вдоль прохода.

– У, хрен моржовый, – неожиданно произнесла Серафима, – Вечно только ходит и курит, ходит и курит, а ты работай за него. Тот прибор, что мы с тобою делаем, между прочим – его «рацуха» (рацпредложение). Мы делаем, а он – денежки получит. А нам – шиш! – и Серафима скрутила под столом дулю.

По мере приближения Вадима Дмитриевича к столу, губы Серафимы начинали растягиваться в стороны, бровки поползли на лоб… и в тот момент, когда он поравнялся с ними, ослепительная улыбка уже заиграла на лице, как отполированная нержавейка.

– Серафима Васильевна, Вы уже «печать» сделали? Там все проходит? – надменно пробубнил он, не вынимая изо рта трубку.

– Да. Вадим Дмитриевич, – Серафима засветилась еще сильнее, – Алена уже сделала, – услужливо ответила она, и вся как-то запереливалась, демонстрируя зубы не хуже, чем у Анджелы Девис, – А как ваши детки? Как сынок учится? В каком он сейчас классе?

– Сын – моя гордость! – надменно начал Горбатько, получивший за глаза прозвище «Горбатый», – Закончил шестой. Он ведь у меня моделированием занимается. Все соревнования выигрывает. Прошлый раз в Туле особый приз от ЦК ВЛКСМ выиграли всей своей командой, – он снова затянулся и пробубнил, – Тогда отдавайте технологам «печать», пусть «фотооригинал» сделают. И в цех, – с этими словами он так же медленно удалился.

В комнату неожиданно вбежала Александра Тимофеевна и прокричала: «Во дворе заводоуправления стоит ахвтобус с хлюрогхрафией. Всем пройти хлюрогхрафию в течение трех дней», – снова исчезла в дверях.

Через несколько минут дверь опять открылась и через небольшую щель, оставленную между створками пролезла голова Иринки. Она прищурилась и оглядела комнату, затем, остановив свой взгляд на Аленке, крикнула: «Ленкха, пошли на хлюрогхрафию. Мы тебя ждем в кхоридоре».

Солнце повисло на ветках и по-осеннему разбросало озорные зайчики по клумбам, на которых торчали тонкие засохшие былинки выцветших флоксов. Тонкими лучиками пробежалось по скамейкам с ободранной краской, дорожкам с пожухлой листвой, яркими бликами заиграло в окнах, растревожило стайку воробьев, бойко чирикающих, на соседней скамейке. Заводской скверик неожиданно ожил, радуясь последним погожим денькам. Белый автофургон с прицепом с плотно задвинутыми занавесками стоял на заводской площади, осажденный плотным кольцом заводчан, которое бурлило, весело урчало, нарушая привычный заводской гул громким смехом.