Сергей Аман: Всё будет хорошо, мы все умрём!

Крутые склоны берега, которые летом казались неприступной стеной крепости, зимой предоставляли для подрастающего поколения самую большую радость. Обычно разношёрстно одетая ватага мелкоты от шести до двенадцати лет толпилась с санками у обрыва, подначивая друг друга и набираясь куражу. Наконец кто-то из тех, кто постарше, решался и подходил к самому краю склона, ставя санки так, что их изогнутые полозья нависали над пропастью. Он садился на деревянные досочки, а затем оглядывался на обступившую его вдруг притихшую на миг толпу. Теперь, чтобы ухнуть вниз, оставалось только упереться ногами в передок саней и, нагнувшись, переместить центр тяжести. Но душа требовала «высказаться» не меньше, чем напряжённое в ожидании тело.

Большинство неосознанно вспоминало знаменитое гагаринское «Поехали!», открывшее человеческий космос. Но некоторые, так и не найдя подходящего слова, вдруг просто взвизгивали и с криком «А-а!» резко подавались вперёд. Вниз ухали не только санки, но и сердца всех наблюдающих, не говоря уже о том, кто летел сейчас в пропасть по, казалось, вертикальной стене. Он почти вытягивался в струнку, не ощущая ногами передок саней, но это длилось лишь мгновение. Не успев даже прочувствовать прелесть свободного падения, человечек вдруг упирался валенками в переднюю планку санок и вжимался в лёгонькую санную конструкцию. И тут надо было успеть сгруппироваться и сесть вертикально. Вновь обретённая гравитация означала, что стена склона перешла в пологость берега. Но скорость была набрана такая, что санки пролетали, скользя по льду, неширокую речушку и далеко не сразу останавливались, въезжая на противоположный пологий бережок.

Все маленькие человечки, следящие сверху с остановившимся сердцем за этим действом, выдыхали спёртый в лёгких воздух и бросались к проторенной санной тропе. И нередко первой, а по факту второй у края обрыва оказывалась Лина. Она быстро ставила санки на край, прыгала на них и, не оглядываясь, тут же проваливалась в бездну. Этого бешеного восторга полёта ей не забыть никогда! А вскоре первой, маленькая и юркая, она стала и по факту, обгоняя по своим бойцовским качествам всех увальней-мальчишек.

Конечно, эта забава осталась самым ярким воспоминанием из её раннего детства. Но и она, и лазание по заборам и железнодорожным путям однажды летом вдруг показались ей совершенно неинтересными и далёкими. Случилось это на речке, где они бегали опять всей толпой, когда она заметила взгляд соседского мальчишки Саньки, ссылаемого московскими родителями на летние каникулы из столицы в деревню к бабушке, на её грудь. Вернее, она тогда и понятия не имела о том, что такое женская грудь, хотя, конечно, видела её у взрослых тёть. И ходила купаться до двенадцати лет в одних белых трусиках, в то время как все её ровесницы уже давно носили цветные купальники с верхом, под которыми ничего ещё не скрывалось.

А у неё уже наметились полукружия вокруг сосков, которые и заставили оцепенеть взгляд Саньки. Он был постарше Лины на пару лет. Длинный и молчаливый, он казался ей смешным, потому что все знакомые ей москвичи были бойкими на язык, а этот только вздыхал и мямлил что-то несусветное из книжек, которые всегда были у него под рукой. Тогда его взгляд что-то перевернул в её душе. И на следующий день она, упросив маму на непредвиденные траты, уже щеголяла в новеньком розовом купальнике с отдельным верхом.

Она вдруг стала различать, что мальчики и девочки – это совсем разные люди. И что интереснее ей, кажется, с мальчиками, но не так как раньше, сорванцами, а совсем по-другому. Как это по-другому, она ещё не определилась, но уже твёрдо знала, что и тут будет первой. Нет, девчонок в подругах у неё было тоже полно, они вечно собирались то у одной, то у другой и чесали языки по поводу этих глупых мальчишек. Но сами мальчишки хороводились теперь вокруг Ангелины, а она, оставаясь неприступной, приближала к себе то одного, то другого, дирижируя этим нестройным хором.

Всё это Лина позже рассказывала мне с живым юмором, который, похоже, приобрела взамен бойцовских качеств подросткового периода. Я даже сейчас хмыкнул смехом, вспоминая её ядрёные словечки или целые выражения. Но тут моё внимание привлекли две женские фигуры под расплывчатым светом дорожного фонаря, одна из которых как бы нехотя обозначала рукой, что она ловит машину. Повезло, в Железку почти за пятихатку съездил и на обратном пути клиенты образовались. Я тормознул у сладкой парочки.