Сергей Аман: Всё будет хорошо, мы все умрём!

– Смотри, мужик, чтоб доставил в целости и сохранности, я твой номер запомнил, – затем обернулся к другому представителю мужского пола и сказал: – Давай.

Тот протянул ему кулак и ссыпал что-то звякающее. Парень протиснулся мимо подруги и протянул кулак мне. Я принял в ладонь подаяние, которое при ближайшем рассмотрении оказалось тремя мятыми сотками и целой жменей мелочи. Она была увесистой, однако двух сотен тут явно не набиралось. Я хотел было заявить подателю сего ноту протеста, но парень уже, вывернувшись из салона, захлопнул дверцу. Мысленно плюнув, я решил, что лучше не связываться, ссыпал плату за проезд в монетоприёмник у рычага коробки передач, как я называл пластиковый короб с несколькими выемками, где кроме денег лежала всякая мелочёвка вроде самостоятельно изготовленных на принтере визиток, пачки сигарет и пары старых свечей зажигания, и тронул машину, прикидывая, как лучше выехать к Носо вихинскому шоссе.

Женщина оказалась словоохотливой до безобразия, сразу начав рассказывать, что её зовут Антониной, а провожали её дочь с мужем Юрием и их друзья, тоже семейная пара. У дочери день рождения, она не работает, Юра ей не даёт, жалеет её, хотя сам пока без работы. Так что Антонина сама им всё сегодня привезла, и выпивку, и закуску, да так хорошо посидели, что ещё несколько раз пришлось в магазин сбегать. Но ей никаких денег не жалко для счастья дочери, она может и себя содержать, и их, так как предпринимательница, у неё продуктовый магазин в Железке и возит её собственный водитель, да вот сегодня отпросился он по причине рождения сына и теперь, чувствует она, несколько дней придется ей жить безлошадной, так как отмечать сынорождение у них принято широко. И завтра ей, между прочим, предстоит продолжение банкета уже в компании своего шофёра Вити.

– А тебя как зовут? – поинтересовалась Антонина, перейдя сразу на «ты», хотя мне она в матери явно не годилась.

– Вася, – буркнул я первое пришедшее на ум имя. Впрочем, этот Вася всегда со мной. У других за всё отвечает Пушкин, а у меня Вася. Откуда это имя пришло – не знаю. Никаких Васей в знакомых у меня нет, и ничем они меня обидеть не могли. Хотя, может быть, как раз поэтому – безобидное имя. А вот Антонина, похоже, не такая безобидная. Раздражала она меня. Не люблю пьяных тёток. Не люблю их пьяные разговоры с повторениями одного и того же по сто раз, хотя этим, конечно, и мужики грешат не меньше. Не люблю, когда начинают курить в машине, не спрашивая разрешения, а она уже дымила сзади, и я боялся, не прожгла бы ткань сиденья. Со злости сам закурил.

– Вы окно приспустите, там пепельницы нет, – сказал я, намекая, что пепел на пол стряхивать не надо.

– Василий, а ты приходи работать ко мне, – не обратила внимания на моё тонкое замечание Антонина. – Страшно ведь по ночам хрен знает кого развозить, сейчас бандитов развелось…

Я слегка опешил, когда услышал обращённое в свою сторону имя Василий, как-то мне не подумалось, что человек его примет всерьёз, я-то ведь его всерьёз не принимал.

– Я подумаю, – не сразу отозвался я.

– Давай-давай, – не отставала она, – запиши мой номер.

– Диктуйте, я запомню, – сказал я, чтоб только она отстала. Знаю я таких работодателей, которые тебя наутро и не вспомнят. Но продолжения не последовало. Вернее, послышался в ответ какой-то странный хрип. Я глянул в зеркало заднего вида и понял, что это не хрип, а храп – предпринимательница, задрав голову на спинку сиденья, спала с открытым ртом. Что ж, я такое видел уже не раз.

Я оглянулся назад, чтобы проверить, где сигарета, не обнаружил её и облегченно вздохнул. Но тут до меня дошло, что окна-то сзади закрыты, значит, она всё равно здесь – и поспешно притормозил. Выйдя, я выкинул, как раз докурив, свою, открыл заднюю дверь и сунул нос в салон. Вот она, родимая, еще слегка дымит под её ногами, хорошо, что на коврике резиновом, а не на ткани сиденья. Я выковырял окурок и, выбросив, устроился на водительское место.

До Железки дорогу я знал, она тянулась вдоль бесконечных заборов, которые размыкались только на перекрестках или небольших площадях с магазинами. Этот однообразный пейзаж сейчас практически неразличим, так как фонари кое-как освещают только дорожное покрытие, а стоящие за строем деревьев заборы и спящие за ними дома тонут в темноте. От наконец наступившей тишины в салоне я даже почувствовал облегчение. Однако скоро и город уже пойдет. Надо было будить женщину, кто её знает, может, ей в самом начале его выходить, а может, в другом конце, Железка-то длинная, накрутишь лишнего.