Костя Карманов - Аэронавтика. Рассказы

– Я уже чувствую себя здоровым.

Доктор довольно потер руки и сказав: Дело сделано, – вышел из шалаша. Снаружи донеслись звуки убегающих шагов, рычание, слабый крик, бульканье, рычанье и хруст костей. Врач остался до конца верен клятве Гиппократа.

Зной витал над городом. Асфальт раскалился и поплыл. Машины в нем вязли, загорались и глохли. В фонтанах на дне лежали сварившиеся глупые воробьи и, вообще, редкая птица уже могла долететь до середины хотя бы чего-то. Кошки уже не дремали на солнышке, а обессиленные безжизненно висели на деревьях. И только люди легкомысленно играли в карты в бункере подземного бомбоубежища.

– Делайте ставки, господа! – крупье зловеще улыбнулся. Иван поставил на карту последнюю рюмку воды. Карта оказалась бита.

– Ты проиграл, – на плечо Ивана легла тяжелая рука вышибалы, – Сходи, проветрись.

Крупье хмыкнул. Игра была смертельной.

Пал Палыч поднимался все выше и выше. Небо становилось все прозрачнее. Самодельный дирижабль, похожий на огромный кусок измятого пластилина, плохо слушался руля, но стремился на восток и вверх всем своим раздутым угловатым телом.

Мимо пролетели чайки, насмешливо крича. Пал Палыч преломил буханку черного хлеба и накормил чаек.

Потом наступила тишина. Стрелка высотомера застыла на отметке: Очень высоко. Дышать становилось все трудней. Пал Палыч схватился за грудь, но спускать гелий не стал, хотелось подняться еще выше, так высоко, чтобы среди бела дня стали видны звезды. Потом, корчась от удушья, упал на дно корзины и услышал голос:

– Ну и куда ты прешь?

– В небо!.. – прошептал Пал Палыч, рот сводила судорога. Помолчав, чей – то голос сказал:

– Ну, давай.

Ошметки дирижабля нашли, на давно не кошеном совхозном поле, а Пал Палыча никто не нашел.

Мария колдовала над циркулем. Совершала над ним: то судорожные, то плавные пасы. Бормотала и тихо завывала. Шептала шипящие и цокала звенящими согласными. Потом привстала и направила бешенные потоки колдовской энергии, исходящие из тонких, жилистых рук, прямо на него.

Циркуль шевельнулся, как-будто во сне. Потом привстал, подломив одну ногу, неловко крутанулся на ней, склонился, как-будто в поклоне и замер.

Мария обессилено уронила руки на стол. Циркуль, в раздумьях застыл в нелепой позе. Момент осознания себя в мире, в бытии на этом покрытом белой льняной скатертью, столе оказался тяжеловат. Как жить дальше? Кого любить, кого ненавидеть, с кем петь песни под Луной? Неужели с этой сумасшедшей огромной девицей он проведет остаток дней? Нет! Только не это!

Циркуль решительно шагнул в сторону открытого окна.

– Куда ты?! – воскликнула Мария

– На кудыкину гору! – грубо ответил циркуль и вышел в окно.

Ее звали Брахмапутра. Она была обыкновенным, хрен знает чем. Бесформенная, но с лапами, на спине шерсть, на животе живот. Во рту, украшенном сочными губами, длинные клыки и синий язык. А вот глаза у Брахмапутры были удивительной красоты, неземной глубины, когда она ими поводила, облака на небе потрясенно проливались дождями, а дрозды падали в обмороки прямо с веток.

Но появился он – этот бесстрастный красавец – блондин. На которого, ее поволока вообще не действовала. Эгоист и равнодушный бог с холодными голубыми очами. Когда он шел по двору, мимо гаражей, кошки теряли сознание, а женщины с кошелками падали на колени и начинали восторженно рыдать. Такая во дворе случалась какофония.!

Брахмапутра пряталась, за давно остывшей кирпичной трубой домовой котельной и следила за ним восхищенным взором.

Потом она решила написать ему письмо с признанием в любви.

– Милый мой, ясный! – писала она, – Как мне жить далее без тебя? Как взаимодействовать с реальностью, если только ты – настоящий, такой родной и далекий. Недоступна мне ласка твоя и губы твои плотно сжаты. Что мне делать – скажи, любимый?!

На что блондин ответил ей коротко и ясно, так и написал на заборе: Иди на..й!

Наполнились слезами прекрасные глаза Брахмапутры, и хлынули ручейки слез, и слились в реку, и потекла река на юг в теплые страны. И назвали индусы реку Брахмапутрой, что означает глазастая река.

А во дворе, за трубой, ленивые дворники нашли, в последствии, выброшенную кем-то бесформенную шубу из непонятного меха.