Лайм о'Некк - Протухшие сумерки. Сборник мужских рассказов

Кроме рабочих в наш госпиталь могли попасть и обычные люди, и даже необычные. Например, почетный сопредседатель Российского дворянского собрания. Самой заурядной внешности и вполне обычных манер, первые дни своей пневмонии он тихонько лежал в палате. На четвертый день почувствовал себя лучше, пошел в буфет завтракать. И сразу скандал. Я как раз в это время открывал пакет с красным, когда он ворвался в кабинет заведующего, размахивая тарелкой с завтраком.

– Это безобразие, издевательство над свободной личностью. Попрание этических и моральных норм.

– На крепостных так будешь орать, – громко подумал Виталий Гаврилович, а вслух спросил:

– Что случилось?

– Вы только посмотрите на это!!! – махал он перед нашими носами тарелкой.

Ничего необычного там не было. В тарелке, до краев заполненной овсяной кашей, аккуратно лежали желто-коричневый брусочек омлета, кусок белого хлеба, кружок масла и два кусочка сыра.

– Все правильно, – спокойно рассматривал завтрак Виталий Гаврилович, – каша, омлет, бутерброд с сыром.

– Но ведь это все лежит в одной тарелке!

Ну что ты с ним поделаешь!? В другой раз в борще он обнаружил волос. Опять скандал. Ну, волос и волос, вытащи, оближи и ешь борщ дальше. К тому же это наверняка был волос Раздивилова. Раздивилов был нашим интерном. Когда меня спрашивают про сериал «Интерны», я отвечаю: «Всё неправда, в жизни не видел таких грамотных интернов». Раздивилов отличился, ещё работая фельдшером на «Скорой помощи». Взяв бомжа из сквера, не смог довезти его до больницы живым. Чтоб не тратить зря время, оставил труп на улице. В принципе все правильно сделал. Действительно, столько мороки труп по скорой оформлять. Только надо было его не на ходу из машины на Ленинском проспекте выкидывать, а аккуратно где-нибудь в тихом дворике сгрузить. Это заметили из проезжающей машины и вызвали милицию. Каким-то образом он не сел и даже закончил институт. К больным его не допускали, и он проводил большую часть времени, помогая буфетчицам раздавать пищу, очень ловко орудуя двухлитровым половником, ополовинить который он мог одним глотком. Себя он считал потомком Литовского княжеского рода и вел свою родословную от времен Великой Римской Империи. Так что ничего зазорного одному дворянину получить в обед клок волос другого.

В наш госпиталь постоянно приезжали какие-то студенты на практику.

Приехали и из Ирландии. Три рыжих девушки с удивленными глазами и нескладными фигурами. Русского они не знали совсем, и я стал их гидом и переводчиком. В один из дней, готовясь к обходу, я заметил отсутствие своего стетоскопа на обычном месте.

– Кто взял мой фонендоскоп? – поинтересовался я у коллег.

Коллеги независимо молчали, ирландки глупо улыбались, не понимая ни слова.

– Друзья, оглянитесь вокруг себя, никто не видел моего фонендоскопа?

Молчание. Мой монолог начал меня раздражать.

– Какого х***, кто сп***ил мой фонендоскоп!!?

Сразу же произошли два значимых события. Ординатор Юра подскочил на месте, вытащил из кармана мой фонендоскоп и поскакал ко мне, держа его перед собой как штандарт. А мои землячки вдруг перестали глупо улыбаться, покраснели и опустили глаза. Великая сила русского мата пробивается даже через языковые барьеры.

Другая практикантка, Алиса Линдгрен, была поданная Шведской короны. Её мать в середине восьмидесятых вышла замуж за шведа и уехала из СССР. Девочка родилась в Стокгольме, но русский язык знала неплохо. Повадки у Алисы были очень непривычные для нашего циничного коллектива. Однажды она потерялась. Ее не было в госпитале более четырех часов. Когда Алиса вернулась, я поинтересовался, что происходит, и где она была.

– Мне взгрустнулось. Ведь это родина моей мамочки. Я убежала в парк и бродила по его тенистым тропинкам, перебирая руками веточки, к которым, быть может, прикасалась моя бабушка.

– Четыре часа?

– Я не следила за временем.

– Петров из семнадцатой палаты не дождался тебя и умер, – решил я ее проучить.

Проучил. Полчаса ее потом коньяком отпаивал. Вытирал слезы, сопли. Объяснял, что умер он не насовсем, а клинически, и что сейчас уже все хорошо, да вон же он курить пошел на лестницу. Глажу ее, хорошую, по спинке, успокаиваю. Так расчувствовался, что чуть не подружился с ней прямо в ординаторской. Хорошо Виташа зашел, прервал наши альковные тайны. Опять мне повезло, опять спасибо дедушке и, конечно, в этот раз Виталий Гавриловичу.