Марина Алиева - Понемногу обо всём

Дворовые коты, решив, что им вынесли что-то вкусное, тут же кинулись туда, но тётка их отогнала. Да и сама отошла в сторону.

Не веря происходящему, Ванька всё же выбралась из сокровищницы и замерла, не отрывая глаз от броши.

Все звуки во дворе стихли. Или она просто перестала их слышать? Коты догадались, что вкусного под деревом нет, разошлись, а Ванька всё не решалась. Она смотрела на тётку, тётка на неё, и что-то было между ними. Что-то общее…

Наконец, залежавшиеся крылья, словно сами собой, развернулись. Ванька неловко, как будто только училась летать, спустилась на землю в некотором отдалении от мечты. Прыгнула раз, другой. Немного постояла, наклонив голову на бок, потом торжественно и твёрдо подошла, подняла клювом брошь и, взлетев с ней на свою ветку, замерла.

Мир заполнили тишина и сияние. Несколько мгновений существовали только они, а потом постепенно начали возвращаться звуки, восторженное верещание воробьиного клана, одобрительное гурканье голубей и особенный шелест листвы, который бывает только летом!

Кот в окне третьего этажа улыбался.

Ванька сидела на ветке торжественная и благодарная. От клюва, в котором была зажата мечта, до кончика её длинного хвоста растекалось умиротворение.

Больше она Третьеэтажного не дразнила. Только один раз, когда окно было раскрыто настежь, подлетела и, пользуясь тем, что никто на подоконнике не спал, тихо села и подложила лакомство из кормушки с четвёртого этажа.

Кто знает, вдруг понравится…

Виктор Николаевич Лобов с трудом дошаркал до пустой скамейки в конце парковой дорожки и присел, с облегчением пристроив свою палку рядом. Хотелось отдохнуть.

От Дома офицеров, где чествовали ветеранов, до дома, в котором он жил, в обычные дни дойти не сложно – и людей меньше, и шума такого нет, и ходит он обычно со свежими силами, а не после долгого сидения на собрании, потом на концерте, а потом и на «фронтовых посиделках», которые в День Победы устроил городской Совет ветеранов… Устал… Хорошо, что по дороге есть вот этот сквер с лавочками… Раньше на них внимания не обращал, а с недавнего времени стал разделять на любимые и на не очень. На эти последние садится, когда другие заняты, но сидит не долго. И вид на них не тот, и не уютно как-то. Зато на любимых можно задержаться. И вот эта, к которой сейчас так тяжело добирался, как раз, одна из них. Хорошо, что пустая – дело к вечеру, народ, кто по домам, кто на набережной уже…

Виктор Николаевич вытянул ногу, привычным жестом растёр колено и, ссутулившись, замер.

Вот сейчас для него праздник, наверное, и начался. Сейчас вспомнит. Переживёт ещё раз и самое плохое, и самое хорошее… Жена-покойница говорила: «Зачем плохое вспоминать?» А как без него? Если убитых не вспоминать, они так убитыми и останутся. И вспоминает он в себе, бережно, никого не тревожа…

Все эти обязательные торжества, слова, речи – всё это давно уже не трогало. Ещё пока живы были однополчане, с которыми здесь и послевоенную службу проходил, весело было ходить, сидеть, слушать. Гордость брала – те, кто рядом помнят тебя молодым, геройским. И ты их видишь теми же, бравыми… Потом их меньше стало. Потом, ещё меньше. А сегодня вдруг оказалось, что пришёл он один… И весь день так и чувствовал – ОДИН. Даже здесь, в сквере, на спешащих мимо людей смотрел, как сквозь пелену какую-то. Будто и сам уже не здесь… Точнее, не с ними. А ведь странно – всегда день Победы любил, всегда ждал, готовился. Год назад с Ванькой-то… Э-эх! Что и говорить, и собрание это торжественное отсидели, как огурцы, и на посиделках по рюмочке себе позволили… Ванька-то зимой ушёл… Сын его позвонил, позвал на похороны, сказал, что отец сразу как-то.., не мучился. И Виктор Николаевич решил не плакать. Зачем? Самому скоро тоже. Вон уже сидит и словно не здесь, с живыми, а где-то в другом измерении, до которого ему, как выяснилось, Судьба самый длинный путь и намерила…

Палка медленно, будто тоже притомилась, поползла по краю лавочки и упала. Виктор Николаевич вздохнул… Из пелены его окружающей торопливо вынырнула какая-то женщина, подняла палку, приставила на место.

– С праздником!

Виктор Николаевич поклонился вместо «спасибо». На площади скоро концерт какой-то немыслимый, модная певица из столицы – все туда спешат, места занять, потолкаться, потом салют посмотреть. А ему… Как странно, неужели уже ничего не надо? Да нет… Ему бы друга, хоть одного, и тоже, может быть, пошли бы! А может и нет… Уж салют они видели лучший из всех – тот самый, первый. И концерты слушали такие, о каких сейчас по телевизору рассказывают. Вон, сегодня утром артист какой-то про Мордасову… Дескать, отец ему говорил. А Он, Виктор Николаевич – тогда совсем-совсем Витька – эту самую Мордасову лично в расположение части проводил, а потом в первом ряду смотрел на неё, слушал, на месте усидеть не мог! Про войну эту проклятую забыл… И весна тогда была. Хотя и не победная. С Ванькой они в прошлом году как раз вспоминали. Не про Мордасову, а про роту свою, как весной в разведку ходили. Перемажешься в грязи – ни черта тебя не видно… Э-эх! С кем теперь вспоминать? Этак и склероз скоро заработаешь совсем. Утром сегодня встал, подумал: «Ваньке надо позвонить…», а Ваньки-то и нету. Хотя, чего там, до сих пор кажется – только номер набрать, и ответит он! Как всегда, трубку снимет и сурово так: «Слушаю!» А вот и не слушает уже… И никак у Виктора Николаевича праздник не начнётся. Без того, чтобы вспомнить, чтобы снова пережить… Нет, никак!