Марина Алиева - Понемногу обо всём

– Включи-ка мне компьютер, – повелел он вошедшему клубному хакеру.

И пока тот втыкал вилку в розетку и нажимал на кнопочку, взял со стола ежедневник, раскрыл его наугад и погрузился в созерцание страницы на всё то время, которое потребовалось для загрузки и открытия «рабочего стола». После этого, несмотря на прибывающих подчинённых, Егоря подсел к монитору, завозил мышкой, включая и выключая зачем-то календарь, и несколько долгих минут делал вид, что жутко занят.

Подчинённые ждали. Ни для кого не было секретом, ЧТО именно их начальник сейчас высматривает в компьютере, но это молчаливое выжидание давно стало чем-то вроде утреннего ритуала, по поводу которого сначала негодовали, потом посмеивались, и к которому теперь просто привыкли, как к неизбежному.

– Товарищ подполковник, мы тут, – наконец не выдержал прапорщик.

Он сегодня был не в духе, нужно было ехать заказывать стенды для новой наглядной агитации, потом отлавливать кладовщика, потом списывать драгметаллы, потом чинить розетки на сцене… поэтому на руководящие изыски начальства время тратить не хотелось.

Егоря недовольно буркнул: «Щас», для острастки ещё пару раз щелкнул мышью и, сдвинув брови, повернулся к аудитории:

– В отличие от всех вас я тут не в бирюльки играю.

Потом повозил по столу ежедневником и телефоном, меняя их местами, снял трубку, куда-то позвонил, прослушал около двадцати долгих гудков, после чего бросил трубку со словами: «Никто работать не хочет!» и задумался, глядя в окно.

– Мы тут про сокращения говорили, – рискнул начать брифинг Перебабин.

– Да, – словно очнулся Егоря. – Я, конечно, не собирался пока озвучивать… Мне это по секрету.., из Москвы позвонили.., но коснуться может каждого, так что, готовьтесь.

– А чего нам готовиться? – отозвался тридцатилетний прапорщик. – Пусть увольняют. Работать только кто будет?

– А-а-а, тебя-то не тронут, – вяло махнул рукой Перебабин. – Это нам с товарищем подполковником надо затылки чесать… Ты ведь, Евгений Васильевич старше меня, да?

Егоря не ответил. На его лице замешивалась сложная комбинация из величавости, презрения, таинственной информированности и отеческой заботы.

– Вы зря думаете, что коснётся только пенсионеров. Мне оттуда, – короткий взгляд в потолок, – дали понять, что должности будут резать, как.., – он порылся в амбаре памяти, – как сидорову козу!

Кто-то из контрактников прыснул.

– Вот тогда и посмеётесь! – повысил голос Егоря. – За забором! Там таких, как вы, с прошлых сокращений, как собак…

Он снова схватил телефонную трубку.

– Не ответят, товарищ подполковник, у всех совещания, – изнывал от нетерпения прапорщик. – Там проверяющий из Москвы приехал…

– Какой проверяющий?! – подскочил Егоря.

– Да х.. его знает. Вроде пожарник… Дежурный сказал, к нам по любому не пойдёт, потому что гостиницу ему не заказывали, значит, вечером уедет.

Не отрываясь от телефона Егоря цыкнул на него, как будто на том конце кто-то ответил, потом бросил трубку и снова задумался.

– Разрешите идти? – спросил прапорщик.

– Я не отпускал!

В привычной обстановке кабинета Егоря стал оптимистом, абсолютно уверовавшим в свою неприкосновенность, и утренняя неуютная тоска его почти оставила. Но на смену ей пришло желание сделать что-то весомое, чтобы доказать.., особенно теперь, когда проверяющий.., и вообще! Сдвинув брови, он обратил грозный взор на художника.

– Эскизы готовы?

Бездельник-художник, как всегда нагло, спросил:

– Какие?

– Для стойки под флаги.

Художник закатил глаза.

Вопрос о треклятой стойке поднимался регулярно, раз месяца в три на протяжении лет этак четырёх. Поначалу художник подошел к проблеме творчески и сделал аж три варианта, к которым присовокупил и четвёртый, больше для хохмы, потому что уж очень он был стрёмный. Но выбрали, как ни странно, именно этот. Ладно, выбрали, так выбрали. Но через какое-то время эскиз затребовали снова, потому что, как объяснили, тот первый потеряли. Художник послушно нарисовал, уже не заморачиваясь творчеством. На третий раз просьбе восстановить утраченное он удивился, на четвёртый и пятый разозлился, над шестым посмеялся, а седьмой воспринял, как должное. Потом сбился со счёта. Старая стойка, облезлая и еле дышащая, так и стояла за кулисами. Её не было смысла даже подкрашивать, но новая всё рисовалась и рисовалась…

– А где те, которые я делал раньше? – спросил художник просто, чтобы заполнить паузу.