Я знала, что единственной моей обязанностью отныне будет снимать с банковской карты деньги, перечисленные квартирантами. А потом жить на эти деньги весь следующий месяц – так, как это делал отец. Сумма небольшая, но хватит на безбедное существование в городе, население которого ещё не достигло миллиона. Я думала, что со временем смогу накопить на путешествие, но внезапно обнаружила, что никуда не хочу ехать. Всё, чего я хотела, – день за днём просыпаться в постели отца и снова, с отчаянным усердием пытаться узнать его, восстановить его образ жизни во всех деталях. Воскресить его. Стать им.
В ближайшей аптеке я купила несколько видов антидепрессантов и стала пробовать их по очереди, пока не нашла самые сильные. Сон после них стал спокойнее, ночной страх отступил, но весь следующий день я будто плавала в густом тумане. Под действием таблеток мне нравилось гулять пешком. Сначала я изучила свой двор, потом свой квартал, потом соседние кварталы. Я поняла, что все они похожи один на другой – все, кроме моего. В моем квартале был бульвар с фонарями и церковь, от пения которой я просыпалась каждое утро. И, пожалуй, самая большая в городе школа. Она стояла напротив моего дома и напоминала крепость: полукруглые стены, дикие яблони, издалека похожие на клубы дыма после осады. Мне не нравилась эта школа. Особенно поздними вечерами, когда она глазела на меня слепыми бойницами окон.
Помню, как стала изучать тропинки огромного парка. Как узнала, какие из них ведут к шоссе, какие – к стадиону, а какие – к набережной. Это были мои владения, мой собственный лес. Я могла укрыться в нём, когда захочу. Здесь было плохо со связью – ни мать, ни друзья не могли до меня дозвониться. Я перестала интересоваться жизнью знакомых в родном городе – их песни и рисунки были мне больше ни к чему. Я тайно и жадно наслаждалась тем редким видом безумия, которое погубило отца, и теперь осторожно подкрадывалось ко мне. Меня укачивало на высоких тёплых волнах. Я спала и не спала. И всё было реально, и всё было сном.
Город Н. был для меня чужим, оттого мне было легко идти по нему. Названия улиц ни о чём не говорили, не приходилось всматриваться в лица прохожих в надежде увидеть знакомого, а дорога, рождавшаяся под ногами, могла привести куда угодно. Я гуляла по этому городу так, как могли гулять по нему только приезжие или те, кто теряет память. Все прочие были обречены на воспоминания. Город был для меня смесью линий, дорог, проспектов, деревьев, магазинов – но всем этим в отдельности. Я будто бы не могла почувствовать его целиком, а выхватывала только мелкие знакомые черты. Этот город во мне не нуждался. Он, может быть, даже не знал, что я существую.
3
Я расскажу вам, как познакомилась с Аистом. Мы с Сантой возвращались вечером с прогулки, а он сидел у подъезда и курил трубку. Выглядел он чуть старше меня, худой, бледный, и уже сутулился, как старик. На нём были рваные джинсы и футболка с потёртым Микки Маусом. Когда я поравнялась с ним, он встал со скамейки и загородил мне дорогу. Затем представился – голос у него был тихий, надломленный. Он был моим соседом по лестничной клетке – сыном женщины в цветастом халате.
– Знаешь, я наблюдал, – он говорил быстро, без пауз, будто заучил слова наизусть. – Каждый вечер и каждое утро твоя дверь хлопает в одно и то же время. Окна моей квартиры выходят на обе стороны, и я вижу, как сначала ты обходишь двор, потом направляешься к школе. Затем ты идёшь по проспекту, где теряешься из виду. Но я могу предположить, что ты доходишь до второго перекрёстка, ведь путь туда и обратно занимает у тебя пятнадцать минут. Ты нигде не задерживаешься, ни с кем не разговариваешь по дороге, потому что телефон, очевидно, не берёшь. На этот счёт у меня есть несколько версий…
– Тебе что, делать нечего? – перебила я.
Он опустил глаза и затянулся.
– А тебе?
За время нашего знакомства я так и не узнала его настоящего имени – он наотрез отказался мне его сказать. Аистом его когда-то называли одноклассники – дразнили из-за длинного носа. Он был чем-то тяжело болен, чем-то хроническим, отчего не работал ни дня в своей жизни. Он жил с матерью, получал пенсию по инвалидности и тратил всё время на прогулки, чтение фантастики и наблюдение из окна за жизнью остальных. Он так и говорил – «жизнь остальных». Тех, кто торопился по делам, парковал машины во дворе, отводил детей в детский сад, сидел по вечерам на лавочке с пивом и травкой. Он наблюдал за людьми с безопасного расстояния, из тёмного укрытия своей комнаты, как зоолог наблюдает за жизнью диких зверей.
Читать дальше