Алексей Костенко - Грамляне-2

– Так им и надо, будут знать, как связываться с самим Тануки, когда он вместе с великим воином! – Зверёк вылез из-за пазухи и спрыгнув на стол, начал важно расхаживать по нему на задних лапах, скрестив передние на груди и распушив задранный вверх хвост.

– Тануки, кому им, ты о чём сейчас говоришь?

– Как о чём? Только что мы с тобой наголову разбили целую армию пожирателей. Ну конечно там ещё были войска, но решающий вклад внёс наш лихой обходной манёвр, неожиданный фланговый удар, который сокрушил бастионы противника, после чего в пробитую брешь устремились доблестные гномы…

– Ты хочешь сказать, что всё это мне не приснилось? – Перебил его Темар, который никак не мог поверить в произошедшее.

Он сел было на стул, но тут же вскочил вскрикнув от боли.

– Ага! Туда тебе попала магическая молния, жёлтая и вонючая. Но я вместе с твоими доспехами мужественно отразил сокрушительный удар вражеского колдуна. Там теперь большущий синяк. Конечно для великого воина рана не очень почётная, то ли дело перебинтованная окровавленной тканью голова героя, а если материал оторвала от подола прекрасная незнакомка, как потом оказалось принцесса инкогнито, то и до свадьбы недалеко. После этого любой уважающий себя герой просто обязан попросить её руки. – Хихикнул Тануки и уселся на столе, перестав наконец расхаживать с важным видом.

– Что бы ты без меня делал, так уж и быть, давай вылечу. – Тануки забрался за пазуху, долго там копошился, потом вылез:

– Садись герой. Ой! – Он едва успел юркнуть назад, перед тем как в комнату вбежала Синеглазака.

– Победа! Пойдём быстрее на главную площадь, там все собираются. В Совет пришло сообщение о сокрушительном поражении захватчиков. – Она энергично тормошила так окончательно и не пришедшего в себя Темара, схватив его за плечи.

– Скоро войско вернётся и папа снова будет с нами. Да что с тобой, Пур? Мы победили, а ты как будто не рад. – Синеглазка озабоченно заглядывала в его лицо:

– И глаза у тебя чёрным искрятся!

Темар тряхнул головой и сказал:

– Всё хорошо, просто голова немного закружилась.

Дети выбежали на улицу, по которой шли празднично одетые гномы, бежали дети, размахивая руками и радостно крича. Со стороны площади, через шум многолюдной толпы доносилась весёлая музыка.

* * *

Грум тихо застонал, болело всё, казалось каждая клеточка его тела трепетала, моля о блаженном небытии. Попытка открыть глаза привела к взрыву в голове и потере сознания.

Когда он снова пришёл в себя, то сначала попытался использовать внутреннее зрение, диагностируя состояние своего организма. Выводы были неутешительными, казалось, что он побывал под горным обвалом: половина рёбер сломана, внутренние органы серьёзно помяты и кровоточат, множественные переломы рук и ног. С такими травмами не живут, наверное остатки магической энергии поддерживают искру жизни в этом искалеченном теле. Грум вспомнил о смерти Кари и снова потерялся в коридорах между жизнью и смертью.

В очередной раз придя в себя он с удивлением ощутил, что боль ослабла, а сквозь сомкнутые веки проникает свет, уже не вызывая нестерпимой боли. Попытка открыть глаза удалась и через колышущуюся пелену он увидел белый потолок и понял, что лежит на кровати и скорее всего в больнице, но где: дома или?… О том что его лечат пожиратели думать не хотелось. Но всё-таки где он? Когда комната перестала качаться и обрела относительную устойчивость, Грум скосил глаза и с облегчением увидел декана медицинского факультета магистра Липи, дремлющую в кресле с книгой, лежащей на коленях.

– Липи! – Вместо имени из запёкшихся губ вырвалось тихое шипение, которого впрочем хватило для того, чтобы красавица Липи, предмет тайных воздыханий всей мужской половины преподавателей академии и открытого восхищения всего брутального населения королевства, открыла глаза и вздохнула, не скрывая радости:

– Ну наконец-то, как же ты всех нас перепугал!

Она встала, подошла к нему и смочила влажной салфеткой его губы, а Грум наслаждался ощущением возрождающейся в нём жизни. Вот она закусила губу, аккуратно поправляя подушки, прядь каштановых волос упала ему на грудь, вызвав юношеский трепет в сердце. Он вдыхал её аромат, моля о том, чтобы это мгновение не кончалось. Грум всегда боялся сознаться даже самому себе, что давно влюблён в эту прекрасную женщину, но лишь лик смерти, в который он заглянул, позволил ему дать волю своим чувствам. Он так смотрел на Липи, что она вздрогнула, и, потупив взгляд, покраснела.