– Маски эти – ненормальные люди. Это всё очень заразно, я вот заразился и в этот раз еду со своим костюмом. Кто-то сам и дизайнер, и портной, кто-то делает заказы у крутых чуваков, спецах по костюмам, там такое баблище! – прицокнул он языком. – В прошлый раз я вот с одним поляком познакомился. Кое-как разговорились, с русским язык немного схож. По-итальянски я не силен, так, простые фразы знаю. Но когда итальянцы начинают трещать, всё, я ни бельмеса не понимаю. Так вот, этот поляк два года создавал свой костюм. Но его всё не устраивало, не получалось. Он продал машину и списался с Патриком, известным в кругах венецианцев декоратором. Тот не работал с костюмами, но декоратор был первоклассный. Патрик поломался немного, но потом согласился. Поляк помчался к этому Патрику. Неделю они безвылазно сидели в квартирке Патрика и все обсуждали идею, какой должна быть маска. Поляку хотелось, чтобы и традиции венецианского костюма были соблюдены, и много перьев, и что-то мистическое чтобы обязательно. Ну, знаешь, костюм с двойным дном: смотришь вроде одно, а потом приглядишься, а оно другое. Ну, придумали, что маска эта будет вроде красной диковинной птицы, и красный цвет как кровь, ну, там живительная сила, а она, эта птица, хранительница тайны этой силы.
Патрик плыл в буром мареве грязной реки. Сильный и плотный поток держал его и топил одновременно, он задыхался от страха. Воды с шумом то смыкались, то размыкались над ним. Всплывая он не видел просвета или неба, только полные глаза мутной воды и блеклые очертания берегов. Они то приближались к нему, то удалялись, река то сжималась, подкидывая его на волнах, то отпускала, широко и вольготно расплывалась, раскидывалась, заигрывала с берегами. Воля оставила его, предала, испугалась. Тело томилось в ожидании илистого покоя. Но сердце, сердце в истерике билось по телу, сердце знало, что покой – это его конец. Но как же? Оно полно силы, энергии, оно как ребенок не могло сидеть на месте и ждать страшно необратимого. Сердце знало, что может разбудить тело, убежать от страха. Нужно только чтобы тело, это тяжелое тело, бледное и холодное, чуть пошевельнулось. Сердце металось вверх и вниз; цепи вен слабели; тело оставалось всё таким же тяжелым, глиняным. Какое бездарное тело. Сердце изо всех сил рванулось вверх к горлу в надежде выскочить из этого болотистого плена. Радость побега, легкости, близости выхода. Вены вздрогнули, теплота разлилась, мышцы сократились, и тело, содрогаясь в легких конвульсиях, ожило. Патрик открыл глаза, потолок нещадно давил своей белизной на глаза. Дотянутся до стола, до ручки, записать, еще усилие и еще, уговаривал себя Патрик, сгорбившись, медленно продвигался к столу. Кровь любит тепло, но тепло утробное, не горячее как огонь, не обжигающее. Он сидел, думая про кровь, но ничего не записал, не нарисовал. Он жил в грезах последний месяц, пытаясь понять сущность маски, ее характер, ее судьбу. Но маска не давалась ему, она пряталась. Патрик пробовал работать утром на свежую голову, всё выходило заумно, рационально, банально. Всё это было, миллион раз было. Он пытался творить ночью, одурманенный наркотиком. Наутро в ярости рвал ватманы с полуночным бредом. Всё было дурно, мутно, непонятно. Патрик пытался бросить эту затею, забыть навсегда, но неумолимо возвращался к загадке маски. Он хотел ее, он знал, что рано или поздно разгадает ее. Надо прогуляться, этот город даст то, что нужно. Он быстро собрался и уехал в Венецию.
Пилот объявил о снижении. Карлыч стих, Сергей думал о поляке. Как странно – это совершенно другой мир. Какая удача, какая находка этот Карлыч. Сергей прикрыл глаза и вспомнил, как в школе, первом классе, к ним приходил небритый дядька из художественного кружка и звал учиться на художника. А с ним такая интересная штука раскладная, внутри тюбики, баночки, кисточки. И во снах и сейчас запах акрила пьянил и дурманил призрачными надеждами. Отец наотрез отказал, запретил, застыдил. Сергея отдали в кружок радиотехники. Схемы, лампочки, провода, плюсы, минусы, сплошная тоска. Смешил этой фразой девчонок, помогая им решать задачки по физике. А Таня пошла учиться к художнику. В седьмом классе Сергей целый год встречал ее после занятий, провожал домой и втягивал ноздрями с нее запах изостудии. Бережно нёс огромную папку её, внутри красочная акварельная размазня теребила ему сердце. Маленькая ладошка в цветных кляксах и пятнах потела в его руке.
Читать дальше