Виталий Орлов - Евразия. Нищеброд

«Дарига Медведева. Риелтор» – высветилось на экране моей «матрешки».

Обычно евразийцы говорят по телефону, как сомнамбулы, вещая в пространство. В ухо вставлены наушник и микрофон, а пульт в кармане.

Но я по старинке говорю в книжку смартфона. В чебуречной становится шумновато.

– Куркино? Какое Куркино? – щебечет юная Дарига. – Куркино – хороший район. Может, тебе Остоженку еще? Нет?! Пост «Восемьдесят первый километр»! Да, с Ярославского… Там две ветки. Можно еще и до Икши доехать!

– Зачем мне до Икши? Что мне там делать?

– Ну, мало ли… Кто вас, пенсов, знает. Гулять, например… Хорошая капсула, почти квартира! Замкадье – рай для пенсионеров. Приезжай и посмотри. Я встречу… Давай! Джакши! 1 1 Хорошо (киргиз.) .

Еду на вокзал в метро.

Мужчина напротив, с усталым, нервным лицом авиадиспетчера как будто смотрит на меня. Вообще, у евразийцев такая манера – смотреть друг на друга пристально, будто мазать тряпкой по лицу. Да не на меня он смотрит, а на соседа. Такого же, как он, усталого бедолагу.

Вскакивает. Хватает за руки. Кричит:

– Руки убери! Руки убери, сука! Не ори на меня, тварь! – агрессивный распаляется все больше, при этом его жертва сидит безмолвно. – Я тебя насквозь вижу! Не вывертывайся!.. – У нападающего начинает идти изо рта пена.

Сосед, тихонько пыхтя, пытается освободиться.

Через дверь между вагонами заскакивают два полиционера. Один – сходу хлопает бузотера шокером. Ему заламывают руки и вышвыривают на ближайшей станции.

Рядом со мной – моложавая старушка с георгиевскими ленточками в косичках. Говорит, ни к кому не обращаясь.

– Это из-за нарушения поста. Ел мясо. Ел!.. Вот и бесится. Объявлен всенародный пост, – прокомментировала она. – В связи… (Я так и не понял, в связи с чем… В общем, из-за угрозы нападения врагов.)

А зачем объявлять пост? Он и так есть. Петровский… Рыбу вкушать можно. Но у них ишь как строго! Только крабовые палочки…

Женщины здесь – страшненькие! Не то что «Маша»…

Ходят в каких-то гопнических штанах, вроде треников. Или советских кальсон. И в кедах. В корейских кедах! Ноги почти у всех кривые. Прямо сочувствие вызывают.

И почти все – лопоухие. Или так кажется? Прически у девушек – с выбритыми висками. Уши жутко торчат. Как у нетопырей.

Здесь не любят стариков и инвалидов. Называют их пенсами и уродами.

Здесь очень много охранников. Наверное, четверть взрослых мужчин.

Здесь говорят матом. Не ругаются, а говорят.

Матом кроют младенцы из прогулочных колясок. Матом глаголют старики, хотел бы я сказать «почтенные», но здесь нет почтенных стариков.

«Вегетативное состояние проявляется в том, что человек бодрствует, не проявляя признаков самосознания…

Если человек находится в постоянном вегетативном состоянии, вероятность восстановления очень низка, но не исключается».

Электричка старенькая. Такие еще во времена присоединения Крыма ходили. «Рекс» называется. И нарисована собачка. «Рекс» – это ре гиональный экс пресс. Хотя останавливается у каждой платформы.

Еду к Дариге, на 81-й километр, смотреть капсулу.

Возле «Маленковской» мелькнули изрядно поредевшие кущи Сокольников. Путяевский пруд. Огромные корпуса громоздятся возле некогда пустоватого «Северянина».

«Тарасовка» похожая на Харбин. Непонятно, когда закончится Москва и начнется Замкадье.

В вагоне чисто. Никто не попрошайничает, на гитаре не играет, как раньше; всякую ерунду не продает. Вообще никто ничего не продает.

За окном – много храмов Божиих. И восстановленных, и вновь построенных. Некоторые, взирая на храмы, осеняют себя крестным знамением.

Показалось, что по вагону прошла «Маша» из чебуречной. Поезд качнулся, и «Маша» чуть не задела меня рукой.

Но была ли это она? Или просто, девушка, похожая на нее. Или следствие «водки на пиво»…

На остановке «Ашукинская» небольшой инцидент. Кого-то ловили. Испуганный человек с сумкой пробежал по вагонам. Его догнали полиционеры. Скрутили, куда-то повели вдоль путей.

– Редиску продавал, – объяснила худенькая женщина со смиренно поджатыми губами. – Нажиться хотел.

Прошли школьники и школьницы с зайками-мишками на рюкзачках. Все в красивой, темно-синей форме. Посмотрели взрослыми, неприятными глазами. Как ножом полоснули.

Раньше тоже была форма… У мальчиков нечто похожее на гимнастерку, но из серого плотного сукна. Золотые пуговицы. Ну, желтые, конечно, не золотые. Надень такую без ремня – жалкий вид. Поэтому боялись, чтобы одноклассники не отняли ремень. Без ремня как опущенный. А с ремнем – орел. Бляха на ремне здоровенная. Ударишь – больно. Ее тоже, как и пуговицы, полагалось чистить зубным порошком. А ремень из настоящей толстой кожи. Где такую брали?