Алия Амирханова - Цена дружбы

– Я не хочу жить без него! – кричала она, отталкивая стакан с лечебным настоем. – Зачем, зачем ты помешала мне умереть?! Это мой выбор, понимаешь, мой! По какому праву ты всё время вмешиваешься в мою жизнь?! Если ты толстокожий чурбан, если ты не умеешь любить, то я не такая! Пойми, ты это, наконец, и отстань от меня! – Люба плакала навзрыд, она рвала на себе волосы, пыталась царапать себе лицо, но, к счастью, короткие ногти не позволили ей этого сделать. Некоторое время Катя молчала, давая подруге возможность выплакаться. Но заметив, что конец света, который так реально представлялся Любе с уходом Виктора, потерял от потока слёз былую яркость и довольно сильно поблёк, Катя принялась создавать в глазах подруги иной мир, полный радостей жизни.

– Пойми ты, дурочка, – Катя села на стул напротив, чтобы Люба могла видеть её, и спокойным голосом начала говорить. – Никто не уговаривает тебя жить без любви. Это единственное, ради чего имеет смысл жить, но, помимо любви плотской, существует твоя любовь к творчеству. Ты ведь пишешь замечательные стихи. Неужели тебе не хочется стать знаменитой, чтобы тебе рукоплескали, тобой восхищались? И, в конце концов, этот твой Виктор поймёт, как был не прав, бросив тебя, и очень сильно об этом пожалеет! Он ещё на коленях будет вымаливать у тебя прощение.

Слёзы у Любы постепенно высохли, глаза загорелись, и было видно, что чувство иного рода стало зарождаться в её сердце. Желание доказать свою значимость, своё превосходство, имело более мощную созидательную силу, в сравнении с тем отчаянием, которое еще недавно толкало её в объятия смерти.

– Ты должна радоваться, что так скоро обнаружился предательский его характер, – закончила свой монолог Катя.

– Ты думаешь, он и Светку бросит? – с надеждой спросила Люба.

– Конечно, но, может быть, не так скоро, как тебя.

– Что ты такое говоришь? Чем я хуже её? – красные от слёз глаза Любы округлились.

– Тем, дорогая, что мы – детдомовские, – устало и с грустью произнесла Катя. Её красивые длинные руки устало лежали на коленях. Большие чёрные глаза были печальны.

– Мы с тобой по определению не можем никому нравиться. Детдомовские для них – только бесплатное развлечение. Кто придёт за нас заступиться? Кому мы можем пожаловаться? У нас никого нет. И потом, кому мамы разрешат дружить с девочками, у которых родители неизвестно кто? Я бы своему ребёнку не разрешила!

– Но почему?! – широко открытыми глазами Люба смотрела на Катю.

– А потому! Ты что, совсем ничего не понимаешь? – раздражённо произнесла Катя. Она была раздосадована бестолковостью или наивностью подруги.

– Что я должна понимать? – обиженно произнесла Люба.

– Думаешь, у меня, как, впрочем, и у тебя, родители профессорами были? Как же! Алкаши!

– Правда, что ли?

– Ну, ты, Любка, даёшь! А то нет! Кто из порядочных людей от своих детей ещё в роддоме откажется? Что молчишь?

– И то верно, я своих детей любить буду, – как-то сразу погрустнев, ответила Люба, а секундами позже продолжила.

– Тебе хорошо, ты сильная, а я пропаду! Вот семнадцать лет стукнет, из интерната выгонят, – что я делать буду? – Люба горько расплакалась.

– Тут слезами не поможешь, – строго сказала Катя. – Нам с тобой во что бы то ни стало нужно выучиться, иначе, действительно, пропадём. Нам с тобой, Любка, ещё предстоит доказать своё право на место под солнцем. У всех оно есть по факту своего рождения, у нас его нет. Нас, детдомовских, чураются как чумных! Перед нами стоят более сложные задачи, а ты из-за дурака утопиться хотела! Нам с тобой по семнадцать скоро стукнет. Жизнь устраивать надо, помощи ждать неоткуда.

– Как страшно! – у Любы опять на глаза навернулись слёзы.

– Ничего, сами справимся, главное не вешать носа, – Катя ходила по комнате и собирала разбросанное мокрое бельё, до которого раньше не доходили руки. – А про любовь и всякие там развлечения на время надо забыть. Говоря это, она строго посмотрела на Любу.

– Кать, ты меня, такую дуру, не бросишь? – у Любы сделался виноватый вид.

– Не брошу. Ты мне вот что скажи: у вас с ним было?..

Люба со страхом произнесла.

– Нет, что ты!

– Ну и слава Богу!

К утру от простуды Кати не осталось и следа, а Люба чувствовала себя вполне сносно. Случай на речке старались больше не вспоминать.

Наконец, все экзамены сданы. К выпускному балу готовились тщательно, хотя это слово больше подходило для Любы. Спонсоры детдома разрешили девочкам заказать платья в ателье на свой вкус, но, конечно же, в пределах разумного. Люба придумывала фасон чуть ли не месяц, она перерыла множество журналов, но свой выбор остановила на платье Наташи Ростовой, в котором та была на своём первом балу.