– Что-то ты загадками говоришь…
Катя умоляюще смотрела на заведующую.
– Я заработаю и верну.
Теперь уже несколько секунд помолчала заведующая, и при этом, не отрываясь, смотрела на Катю, а потом, улыбнувшись, чтобы поддержать девушку, у которой застыл в глазах страх, что откажут, она спокойно ответила.
– Я знаю, что ты просишь на нужное дело. Я дам тебе денег. Отдашь, когда сможешь.
Катя, не сдерживая слёз, бросилась обнимать Елену Владимировну.
– Родненькая вы моя, спасибо! Я всё отдам, честное слово!
Тут и Елена Владимировна расплакалась.
– Ну что ты говоришь, кому мне помогать, как не вам? Кроме вас у меня никого и нет.
Проплакали минут десять, пока у заведующей не зазвонил телефон. Уходя, Катя оглянулась и сказала:
– Вы только, пожалуйста, Любе ни слова!
– Конечно, милая. Как скажешь.
Ровно через неделю Катя, отдала Семёну Романовичу деньги и забрала рукопись. Хотя он и приглашал прочитать пьесу сразу, чтобы знать, за что он берёт деньги, Катя отказалась. На то были две причины. Во-первых, она была уверена, что работу бывший врач сделал на «отлично». “При такой-то библиотеке!”, – был её главный аргумент. Во-вторых, время было раннее, и Катя собиралась занести рукопись секретарше. С самим худруком она не желала встречаться. Всё вышло так, как планировала Катя. Буквально на следующий день Константин Степанович позвонил Кате сам и сказал, что пьеса одобрена художественным советом, и Люба может приезжать для подписания договора о сотрудничестве. Катя и Люба были на седьмом небе от счастья.
Для Любы началась новая эра в её жизни. Катя вместе с редактором их студенческой газеты, позаботились, чтобы через несколько дней весь институт знал, что Люба успешно пишет пьесы для их местного драматического театра, который активно репетирует одну из них.
С Константином Степановичем Катя встречалась у него на квартире. Он всегда звонил сам и спрашивал, свободна ли она сегодня. Если Катя была занята, встреча откладывалась на другой день. Он мог назначать встречи чуть ли не каждый день, а мог и не звонить целую неделю. Обычно Катя не переносила назначенный им день, лишь однажды ей сильно нездоровилось, и она попросила отложить встречу на пару дней.
Сегодня Константин Степанович позвонил и попросил её приехать к нему. Они не виделись целую неделю. Катя согласилась, как раз была не её смена на заводе, и она освободилась сравнительно рано. Приняв душ, она поехала к нему домой. Константин Степанович открыл ей дверь сам. В дни их свиданий он пораньше отпускал домработницу домой.
– Катюша, здравствуй милая! – он помог девушке снять плащ, и они прошли в комнату. Там на журнальном столике, как всегда, стояли ваза с фруктами и бутылка виски.
– Садись, – усадив девушку на диван, сам он сел в кресло, напротив.
– Ты похудела, но стала ещё прекрасней, – он налил себе и ей виски. Взяв свой стакан в руки, он облокотился на спинку кресла. – За твое здоровье, дорогая, – он выпил всё, что налил себе, Катя лишь пригубила.
– Ты знаешь, Катюша, у меня есть мечта: поставить спектакль о современниках, – он снова налил себе и выпил. – Они мне представляются безнравственными и меркантильными. Чтобы добиться того, что им хочется, они пойдут на всё. Он опять выпил.
– О таких понятиях, как Родина, любовь, я вообще не говорю, – они продаются ими направо и налево за медный грош. В чём-то я с ними согласен. Родина – понятие расплывчатое. Лично я вообще его не понимаю. Есть место, где ты родился, где тебе было хорошо, а если нет, то почему ты должен любить то место, где тебе было плохо? А если ты нашёл место, где тебе лучше, почему ты, уехав туда, считаешься предателем?
Катя безучастно сидела и молча слушала. Никто не спрашивал её мнения, а сама она не привыкла его навязывать другим.
– Бог с ней, с этой Родиной. Я говорю о таких личных понятиях, как честь, достоинство. Что они обозначают? Какова их ценность? Нужны ли они вообще и актуальны ли сегодня? – он снова налил себе и выпил. – Почему у нас в театре, к примеру, как только ставится новый спектакль, и распределяются роли, начинаются такие страсти – волосы дыбом встают: строятся козни друг против друга, плетутся интриги. А всё потому, что артисты меркантильны. Им хочется славы, признания, им хочется выделиться.
– Им, наверное, хочется попробовать себя в разных ролях.
– Для чего или для кого?
– Для себя.
– Пожалуйста, учи роль и играй дома, сколько душе угодно! Нет, они этого не хотят. Потому что дома они не получат самого главного – признания своей исключительности. Ради неё и весь сыр-бор. В жертву ей приносятся и честь, и достоинство. Что такого в этой исключительности? Почему к ней так стремятся? Живи себе спокойно, как серая мышь. Заработал на пропитание – и радуйся. Нет, хочется чего-то большего. Можно возразить, что стремление к исключительности заставляет людей развиваться. То есть это своего рода источник прогресса. Но не тут–то было.
Читать дальше