Таня Сербиянова - Париж между ног

Ее очень дорогая юбка цепляется и разъезжается по шву. Тут наступает переломный момент нашего общения.

Теперь мне, опытной швее-мотористке, приходит на помощь случай, и я могу в полную силу блеснуть своим талантом и мигом исправить не только ее платье, но и всю свою дальнейшую жизнь.

Этому гвоздику я благодарна потом всю жизнь.

Если бы не он – то я вряд ли бы вышла замуж за ее сына.

Если бы не он – то я вряд ли бы стала владелицей модного салона и модельного агентства.

Если бы не он – то я бы не взяла на работу к себе Бленду и свою Наденьку, ту самую. Которая, как и ее мама, окончила медицинский институт и работает у меня консультантом и врачом, обслуживая мою модельную конюшню и меня заодно.

Если бы не он- то я вряд ли бы стала партнершей Антонины, которая стругает из этих сырых и худощавых досок стройных и элегантных моделей. Моделей, которых теперь я выбираю сама и с которым иногда балуюсь в дополнение к хвостику своего вечно занятого делами мужу, моему олигарху. Но сначала я все вам по порядку расскажу, как я отрывалась от реальности своей прежней жизни, как поднималась и выбивалась в люди. Ну что же вы? Слушайте, может и вам когда-нибудь пригодится моя исповедь!

Я ее усадила, а она все никак не могла оправиться от такого конфуза. И я сразу же стала ее успокаивать.

– Ну что вы, не волнуйтесь вы так, Антонина Ивановна! Сейчас я мигом все поправлю.

Прошу ее снять юбку и даже ей в этом помогаю участливо. Хотя, если по правде сказать, то я это делаю умышленно, ведь она же прекрасно сама может ее снять, но я уже включаюсь и начинаю действовать, осуществляя свой коварный замысел…

И пока я соображаю, понимая, что это мой шанс, мозг лихорадочно выстраивает тактический план.

Мысли прыгают, но я включаюсь, хотя голова моя словно раздваивается: одна часть моего растревоженного сознания как бы продолжает меня обслуживать, помогая поддерживать непринужденный светский тон разговора и действовать, а вторая часть уже лихорадочно соображает и прикидывает варианты. При этом я сама за кажущейся легкостью разговоров с ней, которая, кстати, уже не предлагает мне называть ее просто – Антониной, а уже с удовольствием слушает мое стрекотание о ней самой. При этом я вижу, что ей все-таки больше нравится, когда я ее называю почтительно Антониной Ивановной.

– Милочка моя, – и я это ее словечко – милочка, отмечаю как мостик сближения между нами. – Ну, право же, мне неудобно. – Пытается оправдать свое положение и то, что я так настойчиво ухаживаю за ней, по сути, незнакомой мне женщиной. – И потом, я вас своим поведением отвлекаю, обременяю. Простите меня, ради бога!

Тоже мне, извинения! Да знала бы ты,, дорогая дама, что у меня на уме? Поэтому я, как бы прикрывая свои намерения, ей отвечаю излишне приветливо.

– Ну что вы? Вы уж извините меня за откровенность, дорогая Антонина Ивановна, но ведь вам даже не выйти из дома в таком виде, тем более… – говорю, явно подыгрывая ей и ее самолюбию, —… такой импозантной и привлекательной даме.

– Да, милочка, вы правы, – отвечает, сжимая гузкой губочки, нарочито пропуская из виду мои льстивые слова.

– Вот увидите, Антонина Ивановна, я вам еще пригожусь и не только с починкой вашей юбочки. Кстати, а что это за материал такой у вас? – И тут же, не давая ей опомниться, наступаю, пытаясь затянуть ее в орбиту своего обаяния.

– А вам нравится?

– Очень! Только я не пойму, что это? Я бы сказала, что он очень похож на крепдешин.

– Что вы! Что вы! Ну, какой крепдешин? Это, знаете, когда было? Теперь все по-другому. А я вижу, вы и в материалах разбираетесь?

Еще бы! Я что же не вижу, что это крепдешин и подкладка под юбку из тонкого трикотажа, типичная комбинация для летнего фасона женской юбки для полных женщин. Но не отрицаю ее ошибку, наоборот, стараюсь привлечь к своей персоне ее внимание и потому ей:

– Ну как же? Я ведь своего рода профи, как-никак, а закройщица, можно даже сказать, что и модельер женского платья.

– Да что вы?!

– Ну да! Я ведь Антонина Ивановна, несколько лет лучшей была закройщицей и даже конструктором на своей фабрике, обо мне и в газетах писали, и фотографии печатали.

– Это вы о них, – головкой своей величаво на мои фотопортреты кивнула.

Я ей глянула в глаза и, смущаясь вроде головой кивнула, мол, мои портреты.

И хоть я и волнуюсь, да и игла все никак не может ровно и так, как я умею – ловко и быстро почти все стежки как на машинке хотя я вручную работаю, но уже вижу, что и на этот раз я справляюсь. Причем справляюсь отменно. Интересно, что она скажет на этот раз?