Дмитрий Королёв - Беседы с Жоржем

– Неужели это г-н Ворсюк?! – Вскричал я. – Жорж, признайтесь, где вы нашли такого замечательного таксидермиста, столь точно повторившего лик этого негодяя?

Жорж серьёзно проговорил:

– Об этом – позже. Сейчас давайте проверим симпатическую связь между вами и тенью названного господина. – Он протянул мне шпагу с потёртым эфесом.

– Признаться, я предпочитаю рапиру…

– А я – ассемблер 2 2 Игра слов: рапира – холодное оружие и, одновременно, язык программирования, как и ассемблер. ! – Иногда юмор у хозяина дома, вместо того чтобы двигаться по давно проложенным магистралям, сворачивал на такие дикие тропки, что следовать за ним никто не торопился.

Несколько свистящих взмахов шпаги в воздухе, и оружие стало продолжением моей руки. Неспешно и основательно я несколько раз вонзил остриё шпаги в область солнечного сплетения чучела, так похожего на человека. Жорж заметил: – Я называю его Ворчучело. Оно иногда ворчит. Целый месяц пытаюсь его расшевелить, но кроме бессвязного бормотанья ничего не выходит. Утром, когда я отрабатывал туше, кажется, мне почти удалось вынудить его сказать хоть какое-то осмысленное слово, но закончить я не успел. Оно проворчало не то «улисс», не то «уис».

Я вообразил, что нахожусь в парке на берегу Днепра, где речная прохлада помогает разгорячённым дуэлянтам в трудном поединке, и только шорох опавших листьев под ногами перемежает звон шпаг. – Важно, – говорил г-н Павленко, – войти в состояние полного отождествления себя теперешнего с собой минувшим, в момент наибольшего взаимодействия с противником. – Я наносил удар за ударом, вокруг меня зашумели деревья от лёгкого дуновения ветра, на реке послышалась музыка прогулочного катера. И вдруг чучело на меня посмотрело. Затем оно повело плечами и, покачнувшись, сделало шаг.

– Действует! – кричал Жорж.

– Чёрт возьми! – вскричал я и отскочил.

Ворчучело… нет, теперь уже г-н Ворсюк потянулся к стене, взял висевшую на ней алебарду. Покрутив ею в руках, двинулся к нам, задевая этажерки тонкой работы грубым железом и бормоча «Уис!.. уис!». Мы с Жоржем, уворачиваясь от ударов, отступали к выходу, причём некоторая медлительность сомнамбулически движущегося чучела, равнодушного к уколам шпаги, вполне компенсировалась его мощью и длиной оружия. Я пожалел, что на мне нет микенского шлема.

Алебарда рассекала воздух, опрокидывала стеллажи, звенела и пела, как коса в руках её величества Смерти; о, располагая большей свободой манёвра, убийственной красотой чудовища можно было бы наслаждаться. Мгновение – и я оказался в предзалии с ним один на один, потеряв соратника из виду, и почувствовал себя совсем неуютно, когда лопатками коснулся стены. Жорж успел. Появившись из облака пыли в проёме двери, вооружённый ятаганом, он отсёк монстру голову. Тело рухнуло, и наступила тишина.

– Как здорово! – С безумием в глазах говорил г-н Павленко. – Моя догадка оказалась верной! И, конечно, без вас тоже не обошлось!

– Жорж, успокойтесь. Это ваше Ворчучело могло нас убить.

– Что? Ну, вы даёте, в самом деле. Как же оно могло нас убить, если его движения были продолжением вашей мысли? Вы ведь ничего и не поняли!..

И так с ним всегда – хорошо хоть, после утреннего опыта мы прошли в кабинет, и в спокойной обстановке, расслабляясь мягким коньяком, принялись обсуждать принципы симпатической связи в области промышленной передачи данных.

Что ещё? Не уверен, что чучело было настоящим. То есть, возможно, настоящим было вовсе не чучело. Это, кстати, поясняет, откуда берутся новые поступления в оссарии Жоржа.

Меня удивило его приглашение на этот странный праздник. Не потому, что я не любитель шумной толпы, и не потому, что она обыкновенно состоит из одиноких людей. И даже не в том вопрос, что после сборища люди становятся ещё более одинокими, а в следующий раз толпа – ещё многочисленней.

Просто с Жоржем обычно дела мы обсуждаем в офисе, на философские темы беседуем в каком-нибудь уютном ресторанчике, и для экспериментов лучшего места, чем его лаборатория, попросту нет. А больше вроде бы и говорить не о чем. Разве что о людях… Но Жоржа если и интересует человек, то скорее как объект научного исследования. Или как предмет интерьера в виде недавно появившегося черепа на его рабочем столе.

Словом, недоумение – оно отражалось в глазах прохожих – было написано на моём лице, пока я подходил к воротам стадиона, эклектично сочетающего в себе спортивный аскетизм и бюргерский дух пивного торжества.