Анатолий Науменко - Грани реальности

– Думаешь, твоя мать не расстроится, узнав, что ты сбежал со мной?

– Она хотела, чтобы я определился…

– Почему ты не скажешь ей то, что казал мне?

– Что в моем сердце бушующим пламенем полыхают огни цирковых шатров? Что я хочу сбежать с едва знакомой девицей и жонглировать под куполом? Она ни за что не воспримет это всерьез, – усмехнулся Том. – А ведь именно сейчас я чувствую, что поступаю правильно. Лишь в цирке со всеми вами… с тобой… Я понимаю, что счастлив! – он боязливо взял девушку за руки и прыгнул с крыши.

Они проскользнули вниз, рассекая душный воздух и сгущающуюся тьму, и замерли прямо в нескольких дюймах от зеленой лужайки заднего двора дома. После чего девушка отпустила Тома, подтянулась, отвязала веревку от своей ноги и грациозно опустилась на землю.

– Дороги меж городами длинные. Чем будешь заниматься в пути?

– Помимо того что буду целовать любимую девушку? – Том приобнял свою спутницу и побрел с ней по пустынной ночной дороге. – Да всем, чем угодно. Думаю, хобби у меня предостаточно.

Громкое название, не правда ли? Оно и невероятно лживое, если вдуматься. Самый счастливый человек… Ох уж это фальшивое слово «самый». Не думаю, что прежде чем назвать так кого-то, человек проводит наисложнейшие исследования, дабы четко сформулировать градацию счастливых людей, и уж точно понять, является ли тот, кому он адресовал эти слова именно «самым счастливым», а не просто «счастливым» или и вовсе «немного счастливым».

Прошу прощение за это нудное отступление от темы. На самом деле это не просто название моей повести, а всего-навсего школьное прозвище парня, с которым мне однажды довелось столкнуться. При всем этом слова эти всегда произносили с такой желчной завистью и пафосом, словно бы они означали своего рода титул, а не притянутые за уши предположения. Отсюда, собственно говоря, и разрастается мое недовольство.

Звали этого самого паренька – Джим. Сам лично я никогда не общался с Джимом, наше с ним взаимодействие ограничивалось парой перекрестных взглядов. Лишь однажды, по совершенно нелепому стечению обстоятельств, мне довелось поговорить с этим весьма неординарным, как оказалось, человеком. И злая ирония оказалась в том, что другой возможности обмолвиться словом нам больше не суждено было представиться.

Тот день, изменивший, если подумать, многое, начался с совершенно обыкновенного утра. Я позавтракал и отправился в школу. Закончился первый урок. Затем следующий. И вот, словно по особому расписанию, к середине третьего урока появился Джим. Это было настолько обыденно, что учитель продолжал читать текст, делая вид, что ничего не происходит, пока Джим, под достаточно бурные для школьного урока аплодисменты и освистывания, проходил к своей парте.

– Поднять руки тем, кто сделал домашнее задание, – сказал учитель к концу занятия.

Мы с Джимом оказались единственными, не поднявшими рук. Тот день был из тех редких исключений, когда я пришел без домашнего задания. Я считался достаточно прилежным учеником, но временами в голову, точно жужжащий комар, забредала мысль: «Какого черта?!».

Неужели только «Самому счастливому человеку» может быть позволено иногда давать слабину? Неужели только у него могут быть привилегии на вечера, свободные от переживаний об оценках, домашнем задании и злосчастном раннем пробуждении? Это, как минимум, не справедливо.

– Прекрасно. Сдавайте тетради, а вы, юноша, – произнес учитель с нажимом на последнее слово, обращаясь при этом ко мне, – подайте-ка ваш дневник.

– Но как же…

Я хотел было возмутиться, но понял, что тыкать пальцем на другого человека, облажавшись при этом самому, будет не только бессмысленно, но и по – скотски.

Стоило уроку закончиться, как Джима тут же окружили одноклассники. Я не имею привычки подслушивать, но в тот день мое желание разобраться в сути происходящего, подкрепленное случившимся на минувшем уроке, было особенно сильным.

Я заметил, что ребята завязывают длинные рассказы, делятся какими-то событиями и секретами, адресуя все это, по большей части, самому Джиму, который в их неустанной болтовне умудрялся виртуозно поддерживать беседу весьма уместно вставленными фразами. Он давал советы, выражал собственное мнение по той или иной проблеме, когда оно было нужно, но, что было особенно удивительно, Джим ничего не говорил о себе.

– Чем он вообще увлекается? – спросил я одну из одноклассниц, которая, как я был уверен, больше всего общается с Джимом.