Олег Аникиенко - Эзотерия из Усть-Сыровска

Невозможно описать сию территорию! При этом, покупателю давался выбор – служить ангелу или черту. Потому как слева от хрустального черепа с горящими глазами – стояли предметы для наведения порчи. А по правую сторону – для изгнания зла: свеча защитная на семь поколений, корень от шайтана и печать Соломона, похожая на русский шиш. Отдельно – книги, обагряющие судьбу: «Ведьмовство», «Таро Демонов», «Объятья Вуду», «Вы – прокляты!». И тысячи фигурок восточного гороскопа – на значках, тарелках…

Он подошел неожиданно, – напористый, сутулый, с короткой стрижкой и детскими, пухлыми губами.

– Бузаев! – крепко стиснул ладонь. Было в нем что-то бунтарское…

– Вы – астролог? С образованием?

– Где-то надо пробовать! – он сразу ринулся в спор. – Я студент, нужны деньги. И предупреждаю, – толкование самое общее… Они и того не знают. Для многих астрология – лишь макаки на майках…

– И как это выглядит?

– Заготовки по шаблону. Называют дату, смотрю эфемериды. Пять минут – и планеты по знакам. Каждому – типовая интерпретация…

– Платят?

– Плохо. Скупают брелки, побрякушки… Себя знать не хотят.

– Да, – говорю задумчиво. – Работа над собой сложна. Я за такие деньги предлагаю полный натал, соляры, лунар… Себе в убыток.

– У вас есть где переночевать? – спросил он. – Кровать не нужна. Лишь бы не на бетоне…

И мы пошли ко мне на работу, в ночную смену.

Городской литературный музей – это две комнаты на этаже сталинского особнячка, затененного листвой тополей. Здесь я подрабатываю, охраняю книжки местных литераторов, заодно сочиняя на них пародии. Стас одобрил теплый паркет, и мы, обставив себя банками пива, предались культурному отдыху. Славно было алкать с человеком, понимающим тебя с полуслова.

– Вот у тебя в инструкции, – говорю я, запивая леща, – напротив Юпитера значение – «много»…Человек запоминает. И как он использует это при анализе карты? Например, в «доме работы»? Много пахать будешь? Какое же это везение?

– Э, постой… Значения для космограммы! Для радикса добавлю – «успех, удача…»

– И Венера не только «любовь» Еще – «лень», «сибаритство»…

– Нельзя перегружать! Я ведь для начинающих…

Стас поднялся размять члены. Взгляд его упал на стеллажи с книгами.

– И этот здесь! – он указал на сборник городского поэта, за которым тянулся след НКВД. – Работал в ЧК! И мне здесь спать?

Мне стало обидно за поэта, чью биографию я знал. Я рассказал Стасу о наивном драматурге, который после революции дни и ночи разъезжал по глухим деревням, играя свои пьесы. В них было много светлой романтики, и поэта любили. Как бы то ни было, он развивал людей. И лишь когда совсем сорвал здоровье, устроился писарем за паек в местную ЧК. Но парень никого не выдал, не оклеветал. А в тридцать седьмом его самого отправили в тайгу. Очкарик с больным желудком долго не протянул.

Я по памяти прочел его стих:

«Мелькнуло видение: в будущем,

в голубоватом сне,

кто-то о родине думая,

вспомнил и обо мне.

«Странным был человечек,

все суетился, спешил,

Был бы расчетливей, – легче б,

да и толковей прожил…»

Прав, он, довольный, видно,

тот гражданин страны,

время мое задвинув

в безмятежные сны».

Но Стас Бузаев не слушал.

– Все равно! – он клокотал гневом. – Лучше землю грызть… У нас в поселке еще не упали бараки спецпоселенцев. Лагерь смерти высланных, замученных… Этнические немцы, чечены, татары, зажиточные казаки и крестьяне… – весь неугодный люд.

Стас бегал по комнате, как тигр в клетке. – Ненавижу! Всякую систему! Я пишу диплом о репрессиях… Читал архивные письма, воспоминания. Кровь стынет!

От греха подальше я убрал книгу поэта. Банка пива разлилась, и мы усердно терли пятна с затоптанного паркета.

И тут Стасу позвонили. Наш крутой бунтарь поспешно включил свой мобильник. Было забавно видеть такую перемену. Тон его разговора стал виноватым, почти угодливым. Звонила мать из того самого поселка. И эта беседа не носила отношений любящих матери и сына. Стас боялся ее!

Тридцатилетний лось, косая сажень в плечах, машина для секса, как он сам выражался, – и так зависеть от матери! Причем не экономически, а – психологически. Здесь было что-то колдовское от Лилит в его гороскопе.

Поэтому, после разговора с мамой, я предложил покопаться в его натале.

Всякий раз, когда вижу у человека выделенный Восьмой дом карты, – у меня поднимаются уши. Репутация у этого сектора гороскопа – особая. Его называют и «смерть», и «трансформация», и «переход в иные миры».